Даль-цвет. Том 1. Охра - Владимир Прягин

Если только не было заказа целенаправленно на него.

Или, предположим, на Уну.

Мне вспомнился, естественно, Глиррен, из чьего клана Уна ушла. Мелькнула гипотеза — а не он ли нанял шпану? Но это тоже, на мой взгляд, выглядело неубедительно. Ведь ненависть Глиррена концентрировалась лично на мне, и если бы он решил отомстить через бандюков, то на меня бы их и натравливал.

Не мог я не вспомнить и бандитов с базара, с которыми сам столкнулся в начале осени. Но тут взаимосвязь, даже чисто гипотетическая, уже окончательно затуманивалась. И всё-таки я связался с вахмистром Дарреном, попросил узнать насчёт гопников, напавших на Бруммера.

Полиция была в курсе инцидента — патруль оказался рядом во время драки (вроде бы по чистой случайности) и прибыл как раз к финалу, когда бандиты уже валялись в нокауте. Бруммеру пришлось объясняться, Уна была свидетельницей.

Личности нападавших установили быстро — местные урки. Один постарше, с двумя отсидками, два других помоложе. Явно не из залётной банды, которую возглавлял загадочный Невидимка.

Когда налётчики оклемались, полиция допросила их. Никакой амнезии у них при этом не наблюдалось, но ничего интересного они так и не сообщили. На ограбление пошли якобы от безденежья, напали на первых встречных. При этом сами были поддатые, поэтому даже Бруммера не особенно испугались.

Узнав всё это, я запутался окончательно и махнул рукой. Подумал — ну, может, и в самом деле случайно вышло. Стечение обстоятельств…

Зато я наконец-то определился со своим бизнесом.

Превращать его в настоящее предприятие (пусть и в мини-формате) мне было лень. И вообще, не хотелось ставить всё это на поток. Предпочтительнее для меня были разовые заказы, не слишком частые.

Поэтому я поднял-таки цены вдвое, предупредив об этом заранее через ту же газету. Это было уже в декабре, если считать по календарю, от которого я ещё не отвык. И да, теперь ко мне обращались гораздо реже. Услуга стала не просто люксовой, а вызывающе-элитарной.

Миновало солнцестояние, то есть официальный приход зимы, хотя на дворе давно уже был мороз и мела позёмка. Особенных торжеств по этому поводу не случилось, лишь скромные посиделки с друзьями. Никакого сравнения с новогодним загулом на постсоветском пространстве.

Теперь я чаще вспоминал дом.

Там, в моём мире, сейчас шёл к концу декабрь девяносто второго.

С родителями я в последние годы виделся редко. Во-первых, они жили далеко, за сотни километров, а во-вторых, у них дома царила не самая благодушная атмосфера. Они фактически находились в разводе, хотя делили одну квартиру. И при этом работали на одной и той же градообразующей фабрике.

Что же касается моих карьерных возможностей, в родном городке их попросту не имелось. Ну, разве что учителем истории в школу. Или в бандиты, да. Поэтому родители в один голос (что у них случалось лишь в виде исключения) приветствовали тот факт, что я закрепился в более крупном городе, где был подходящий вуз.

Ещё у меня была младшая сестра. Она после школы, недолго думая, рванула в Москву, а там охмурила парня, слинявшего вскоре в Штаты на ПМЖ. Уехала вместе с ним, и связь мы практически потеряли.

Телефона у родителей не было — очередь на его установку продвигалась черепашьими темпами, пробуксовывая годами. Единственный способ связи был через почту. На Новый Год я им посылал либо телеграмму, либо открытку. Теперь с этим намечались некоторые сложности.

Но у меня к декабрю созрел-таки план.

И однажды вечером я постучался к Илсе.

Бойд к этому моменту ухаживал за ней по всем правилам этикета — ей это нравилось, насколько я мог судить. Но он не докучал ей своим присутствием постоянно, так что застать её одну в комнате я смог без проблем.

— Привет, — сказал я, — есть просьба.

— Конечно, Вячеслав. Что мне надо сделать?

— Погоди, не торопись. Просьба достаточно специфическая, и если откажешься, то я не обижусь. Договорились?

— Да, — спокойно кивнула Илса.

— Давай-ка присядем.

Мы сели на топчан. Я держал в руках лист бумаги, свёрнутый вдвое.

— Картины-двери нам рисовать нельзя, — сказал я, — но буду благодарен, если ты нарисуешь мне форточку с ограниченным действием. Все детали перескажу тебе на словах, а общая композиция — вот такая.

Я развернул листок. Она забрала его и с полминуты всматривалась, а затем, подняв взгляд, спросила негромко:

— Это твой родной мир?

— Да, Илса. Это мой родной мир.

Она улыбнулась чуть отрешённо:

— Мне эту чудилось с первых дней, но отогнала эту мысль. Решила, что это очередная моя фантазия, оторванная от жизни. Но когда я рисовала шоссе по твоим подсказкам, мысли опять вернулись. И отогнать уже не смогла.

— Ну, я знал, что рано или поздно ты догадаешься. Извини, что не рассказал сразу.

— Я вполне тебя понимаю. И никому не расскажу, честно!

— Об этом я даже не беспокоюсь. Так что, попробуешь с форточкой?

— Попробую обязательно, разве ты сомневался? — сказала Илса. — У меня есть альбом большого формата, он как раз подойдёт. На твоём наброске — это ведь почтовые ящики? Выглядят непривычно, но догадаться можно. И цифры на другом языке…

— Да, ящики в подъезде жилого дома.

— А вот эти чёрточки на них…

— Это я попытался изобразить царапины, вмятины. Дом неновый, больше тридцати лет ему, подъезд не ремонтировался давно. Ну, и пацаны дурью маются. Вот эта дверца погнута, здесь вообще замок выдран.

— А что нацарапано на стене?

— Название рок-группы, это такой ансамбль, — сказал я, тихо порадовавшись, что за кадром осталось другое слово, чуть-чуть левее, совсем короткое. — Картинка, по-моему, предельно конкретная. Что ещё подсказать?

— Освещение электрическое?

— Да, но довольно тусклое, лампочка далеко, если её ещё не разбили. Свет — вот отсюда, наискосок.

— Ты очень подробно помнишь детали.

— После перехода с той стороны мозги у меня работают лучше, более эффективно. Тем более что эту картинку я видел много раз, поэтому вспомнил чётко, когда сосредоточился. Да, и кстати, краска на ящиках там лиловая, блёклая. Напоминает мой вересковый краситель. Оттенок слегка другой, но довольно близко.

— Это удачно, — сказала Илса. — Повысится вероятность открытия перехода. Давай я сразу сделаю заготовку, а ты уточнишь подробности.

Она положила на столешницу большой лист — формата А2 примерно. Я показал, какого размера должны быть ящики, и мы с полчаса фиксировали царапины, цифры