Сага о Головастике. Кристальный матриархат - Александр Нерей

Только не знаю из Палестины или из другого места. Темно тогда было, — начал я рассказ, но осёкся. — Говорят, оно светом горит. Только мои грешные глаза его не видят, а Димка видит. И другие люди видят. Особенно ведьмы и всякая нечисть. Из него смола вытекает, когда оно плачет, на наши грехи взирая. В церкви эту смолу раскуривают. Ладаном она называется, — рассказал я всё, что знал о Босвеллии.

— Да ну, — удивился Ольгович.

— Коромысло гну, — выдал я отповедь с кацапским акцентом.

— А ведьмака прогнать сможет? — спросил агроном.

— Как младенца из кондитерской, — легкомысленно пообещал я, не понимая, к чему клонит Степан.

— Поехали испытаем, — раззадорился капустный фермер.

Пока я чесался, он чуть ли не втолкнул меня на пролётку, и через минуту я летел ясным соколом на войну с неведомым ведьмаком, не успев ни глазом моргнуть, ни коробку распаковать, чтобы выпустить на свободу хоть какие-нибудь знания о ведьмаках и способах борьбы с ними.

— Как ею управляться? — спросил Ольгович.

— Читай молитву и осеняй крестным знамением, пока из него дух вон не выйдет. Пока не зашипит, как шкварка на сковородке, — ответил я, припомнив сеанс избавления от скверны ведьмовского клада.

— Какую молитву? — не понял агроном.

— Сильную. Начинается с: «Первым разом, божьим часом».

— Не знаю такой. Может, ты сам его? Ну, того. Зажаришь. А то завёлся. Девок портит. Урожай на корню изводит. А попадья с ним шашни крутит, — взмолился Степан за урожайных девок.

— Попробую, — согласился я, стесняясь признаться, что, считая себя православным, не знал ни одной молитвы.

К хате колдуна мы подъехали быстрее, чем мне хотелось. Она оказалась такой же белёной мазанкой, только скромнее станичных хат в моём мире.

— Как девчачья времянка у Павла, — вспомнил я, где уже видел подобное строение.

Ольгович всучил мне в руки оружие против зла в виде палки-прогонялки, и подтолкнул к калитке колдовского дворика, а сам остался наблюдать за смертным боем издалека.

Делать было нечего, и я, понадеявшись, что колдуна не окажется дома, шагнул в калитку навстречу неизвестности.

— Тук-тук, — сказал я вполголоса и ударил палкой в раму окошка.

— Кто там? — спросил знакомый молодой голос.

— Инспектор по колдовству и магии, — заявил я, почему-то нисколько не испугавшись.

Дверь скрипнула и отворилась, а я замахнулся деревянным оружием на выходившего колдуна.

— Ясень? — вырвалось у меня, когда увидел знакомого хулигана. — Это ты народ баламутишь? Сейчас я тебя со свету сживу. Будешь знать, как шкодить и людям урожай губить.

После угроз зловеще двинулся на Ясеня, а тот и глазом не моргнул. Закурил папироску и, как ни в чём не бывало, уставился на меня.

«Кристалия, голубушка, помоги с хулиганом справиться. Если добром не послушает, закинь его, куда подальше», — попросил я и начал читать Димкину молитву.

— Первым разом, божьим часом, помолюсь я Господу Богу, всем святым…

Читал молитву и осенял Ясеня дубинушкой, рисуя над его головой кресты. А он стоял, курил и не обращал внимания на мои религиозные деяния, пока, вдруг, изо рта у него вместо папиросного дыма не повалила чёрная копоть, которая тут же собиралась над его головой в облачко.

Поначалу он недоумевал, а потом зашипел, пытаясь что-то сказать. Его оторвало от земли и подняло на пару метров над двориком, потом развернуло плашмя и начало выжимать, как выжимают из половой тряпки воду. Копоти от такой выжимки выползало из него всё больше и больше, а я, как заводной крестил веткой Босвеллии и, не останавливаясь, читал неожиданно вспомнившуюся молитву.

— Седьмым разом божьим часом помолюсь я Господу Богу, всем святым, всем преподобным. Колдун Ясень, тут тебе не жить. Честным людям не вредить. Отсылаю тебя на дальние болота. Туда, где люди не ходят, собаки не бродят. Во имя Бога нашего и всех нас, крещёных и нарожденных.

— Куда? Куда мне сгинуть? — захрипел Ясень, сдавшись.

— Да хоть в двадцать четвёртый мир. Тамошнего чернокнижника я уже приголубил. Теперь он в спящих мирах копотью дрищет, а обратной дороги по гроб не сыщет.

— Согласен. Согласен на двадцать четвёртый, — заголосил колдун.

— Дыми отсюда. Если ещё раз встретимся, не знаю, что с тобой сделаю, — пригрозил я напоследок и рявкнул, что было силы: — Аминь!

Из облачка, собравшегося над головой Ясеня, ударила настоящая молния. Округа озарилась ярким дневным светом, а колдун, получив небесным электричеством в мягкое место, заверещал благим матом.

После молнии чёрное облако рассеялось, а Ясень взмыл вверх, дымя прострелянным задом, как подбитый немецкий самолёт. Потом его завертело, закружило и швырнуло на склон Фортштадта, на котором тут же завыла собака.

«Жучка. Значит, колдуном прямо в пещеру стрельнуло», — догадался я. Следом за Жучкой завыли все станичные собаки. С переливами, с подтявкиваньем, провожая Ясеня в неизвестный мир.

— Фу! — так же громогласно крикнул я деревенским псам, и те вмиг затихли.

Картина получилась, как в хорошем кино. И чувства, и декорации, всё было таким настоящим, таким реальным, что было не ясно, Кристалия так расстаралась, или я тоже приложил режиссёрскую руку и душу и, конечно, волшебную палку.

— Жги, коли, руби! — не своим голосом возопил Ольгович и бросился ко мне. — Вот это да! Никто не поверит. Надо же, какая сила в веточке. А, может, в тебе?

Полураздетые станичники повыскакивали из хат на мои вопли, молнию и собачий лай, и сбежались к хате колдуна, выкрикивая излюбленное в этом мире «Жги, коли, руби!»

— Пошли с глаз долой, — сказал я Степану и пошагал прочь. — А колдун ваш завалящий был. Молитва – вот, в чём сила. Крест православный – тоже сила.

— Давай спалим его хату? — предложил Ольгович.

— А Шашня на это как посмотрит? Хотите палить – палите, а я бы святой водой на неё брызнул и сиротке какому-нибудь или вдове отдал.

— А если вернётся? Спалить бы, на всякий случай. Но попадья… — задумался Ольгович.

— Если вернётся, найди волшебную Жучку, что на бугре в пещере живёт. И ей, как человеку, всё расскажи и пожалься. Она сразу же к Богу, или ещё к кому, кто у него в заместителях. Они или сами колдуна под нож, или меня кликнут. А я всегда к такому приключению с открытой душой.