Сильные не убивают, книга 2 - Яна Каляева

— Этот бы в тебя выстрелил, — говорит Альбина, кивая на тело снага на обочине.

Да, именно на тело. Труп.

— Так что выхода у меня не было. А с ней — сам видел, так получилось. Случайно.

Блондинка уже соскользнула с бетонного параллелепипеда, лежит под ним сломанной куклой. Платиновые волосы все в крови, череп проломлен. Труп.

— А этому… лейтенанту я память переписала. И немножко… запрограммировала. Он сейчас посидит… — И действительно, Хомо вдруг начинает подниматься с земли. — Покурит… — Милиционер хлопает себя по карманам. Глаза стеклянные. — И пойдет… — у него сегодня дежурство — пойдет дежурить! Без происшествий.

И Хомо бредет по дороге в сторону города, чиркая зажигалкой.

Я пытаюсь думать. Не спешу убирать отпечатки с макара, держу в руке. Сабурова глядит на меня с усмешкой. Небрежно откинув полу плаща, усаживается на бетонный блок, нога на ногу. И тоже достает портсигар с тонкими сигаретами. Эффектная женщина, хоть и в возрасте… И мундштук — другой.

— Будешь?

— Нет.

— Я тебе помогу сконцентрироваться, — говорит она и опять делает такой жест, я едва не вскидываю макар.

Но от этого жеста у меня в голове проясняется. Резко, как пыль протерли. Перестают болеть ребра (болели, оказывается!), откатывает тошнота… И это что… бодрость?

— Обычное излечение, — поясняет Сабурова. — У тебя сотряс был, ну и еще по мелочи. Так вот. Моя тебе благодарность, Андрей, что все сделал четко. Понял? Кольцо сюда. Плетку тоже.…Мундштук… мундштук можешь оставить — на память, так и быть. Теперь послушай. Я понимаю: ты сейчас в шоке, на твоих глазах погибли разумные. Но смотри — они не мимозы были. Они были бандиты. И хотели тебя убить. Ну или сделать крайним — через своего мента. Тут, надеюсь, без иллюзий?

Гляжу на бледное лицо Виты.

— Да-да, она не из добрых фей. Секретарь Мясника. А Мясник у нас кто? Правильно, пахан всей этой снажьей кодлы. Не ведись на фасад. В общем… смерти — это плохо, Андрей. Но не твоя вина, понял? Не вали на себя чужую — не прокурор небось. Возвращайся на базу. Желательно до четырех утра.

Я откашливаюсь:

— А…

— По логам ваших искинов ты базу не покидал — был в наряде. Камеры комбината засечь тебя не могли — максимум силуэт. Смутный, без фокуса. Фамилию Мяснику не называл, надеюсь?

— Нет.

— Вот и все. Иди. Только не по трассе. Машину скоро найдут, о телах — позаботятся. Если тебя это беспокоит.

Я делаю глубокий вдох:

— Значит, в расчете? Я выполнил поручение. Варя будет свободной?

— Да, замолвлю словечко за твою зазнобу. Знаешь почему?

«Потому что такой уговор», — хочу сказать я, но Сабурова явно имеет в виду что-то еще, другое. Выталкиваю из горла:

— Н-ну?

— Потому что ты — ненастоящий опричник. Не государева псина! А волчонок, хотя и маг. Люблю таких. Настоящие маги всегда сами за себя, запомни. Если не станешь псом, то держись меня — не пропадешь. Понял?..

Хмыкаю. Поворачиваюсь.

Иду — сперва медленно, потом убыстряя шаг. В сторону, противоположную Хомо. На проселок…

Машина, тела и Альбина остаются сзади. Она действительно меня отпустила.

Глава 19

Соль. Грязная сила слабых

— Соль. Приезжай. Сейчас. Машина у твоих ворот через пять минут.

Голос Генриха в трубке такой, что все «что за нах, с хрена ли ты мной командуешь» застревают в горле. И нет, это не власть. Это… напряжение? Тревога? Страх? Господи, чего может бояться бандит, контролирующий полгорода?

Шик-блеск, устроила себе, называется, расслабон после того еще вчерашнего денька. Думала выспаться — хоть эта часть выполнена — спокойно позавтракать и явиться в Дом к полудню, не раньше. Какие-то там были дела… отчет в управление образования, да. Забавно, еще вчера днем это казалось так важно… А к вечеру — все остались живы, и славненько. Что сегодня еще стряслось?..

Передо мной еще полпорции пышной творожной запеканки от мадам Кляушвиц, но теперь кусок в горло не лезет. Зато успеваю забежать в мастерскую за снаряжением — пояс со всеми приблудами, газовые маски… чуть поколебавшись, катану тоже беру. Кто знает, что может пригодиться, когда Генрих говорит таким голосом?

У ворот уже стоит машина, но за рулем не Вита — незнакомый снага. Он газует с места так, словно задался целью сжечь подвеску, или что там в этих электрокарах так противно пахнет паленым пластиком. Едем мы не на комбинат, а прямо к дому Генриха. Хозяин встречает меня в том же просторном помещении у бани, только теперь стол девственно пуст, а в самом Генрихе нет ни следа вальяжного гостеприимства. Его зеленоватая кожа выглядит почти серой.

— Соль, я потерял двоих, — говорит он вместо приветствия. — Этой ночью.

— Что случилось?

И… при чем тут я?

Генрих несколько секунд смотрит на меня со сложным выражением, словно что-то просчитывает внутри себя, потом садится на стул и указывает мне на диван напротив:

— Присядь. Первое и главное: тебя я не подозреваю ни в чем. Не твой стиль — слишком сложная схема. Но ты определенно связана с этим, а значит, тоже в опасности.

— Расскажешь, что произошло?

— Да. Тот опричный курсант, с которым вы вчера вместе закрыли фуру… Он магичил что-то, но вроде как в нашу пользу, поэтому я не встревал. Ты его по имени назвала еще…

— Андрюха… — мой голос позорно дает петуха. — Ну да, вот, правда, есть такой. А… чего с ним?

— Он вернулся на комбинат ночью, — спокойно, буднично рассказывает Генрих. — Пробрался к Печи. Активировал артефакт, который разрушил слепок эфирного следа. Доказательств, что была применена магия крови, нет больше. Я вызвал милиционера, чтобы он произвел законный арест, и отправил с ним двоих. Виту и Шепелявого. Оба бесследно исчезли. Я же говорил тебе, у меня есть свои маги — не такие, как в опричнине, но жизнь и смерть они чуют безошибочно. Вита и Шепелявый оба мертвы, Соль. Там, где это могло произойти, четкие следы магической зачистки, эфир просто выжжен. Милиционер в отделение вернулся, но о прошедшей ночи не помнит ничего… впрочем, и имя свое вспоминает с трудом. А твой Андрей… его нигде нет. Словно и не было. Даже на камерах — у него был при себе артефакт,