Сильные не убивают, книга 2 - Яна Каляева

— Я не… не держу тебя за бандита, Генрих. Я знаю, что ты защищаешь наших, защищаешь город. Впереди еще очень много работы, многие вещи могут быть… цивилизованнее. Я помогу тебе. Вместе мы справимся со всем, и с этим тоже.

Генрих устало потирает глаза:

— Первая хорошая новость за эти сутки… Я долго ждал, когда ты скажешь это, и ждал не напрасно. А сейчас… не хочу показаться негостеприимным, но ночь тяжелая выдалась. Та часть, где я предлагаю тебе остаться, а ты отказываешься… не против, если сегодня мы ее пропустим? У нас будет еще время на эти игры — столько, сколько тебе потребуется.

Хороший заход! Подмывает, конечно, сказать, мол, хватит этих игр, я просто останусь. Про особенный чай, кстати, забыла вчера со всей этой суетой… но дело не только и не столько в стремлении тела впустить в себя другое тело. По существу я уже все для себя решила: хочу быть с этим мужчиной, а значит, буду. Вот так просто.

Но все же момент неподходящий, траурный практически. И мне не терпится скорее вернуться в Дом, а то душа не на месте — все ли в порядке у моих троглодитов? Пропущенных вызовов нет, но мало ли что — времена неспокойные. Так что слияние тел отложим на потом — успеется. По пути к двери кладу руку на плечо Генриха — первое мое прикосновение к его коже. Говорю:

— Мы прорвемся. Деваться нам некуда, поэтому прорвемся.

Генрих накрывает мою ладонь своей и слабо улыбается.

Все, довольно розовых соплей на сегодня. Мы же еще отчеты в управление образования не сдали…

* * *

Зайдя в Дом, сразу выдыхаю с облегчением: здесь все спокойно, как обычно. У средних и старших перемена между уроками. Девчонки во дворе играют в «кто громче» — бедные мои ушки. Два пацанчика с искренним любопытством наблюдают за старым автомобильным аккумулятором, который только что подожгли — интересно же, рванет или нет. Рядом кто-то строит шалаш из постельного белья… ворованного, между прочим, мы такое не закупали.

Раздаю дежурную порцию оплеух и загоняю эту шоблу на уроки, которые по расписанию уже четверть часа как идут. Наверху Токс читает малышам легендариум:

'— Мне надлежит заключить союз с этим созданием, — молвил Куруфин. — Сила его велика, и помощь его может стать для меня светом во тьме.

— Но можно ли довериться ему? — возразил Митрандир, и в глазах его мелькнула тревога. — Если новый союзник предаст тебя, ты поймешь, что все нынешние беды — лишь детские ссадины перед раной, что рассечет тебе грудь.

— Всякое доверие — словно шаг через пропасть по мосту из паутины, — отвечал Куруфин. — Но иного пути у меня нет, ибо таков мой долг перед будущим'.

И хотелось бы послушать дальше, но мелодичный голос Токс перебивает какофония воплей снизу. Вот что за нах, уроки же! А, ну да, у старших математика… Они совсем от рук отбились, даже не делают вид, будто слушают бедняжку Анну Павловну. Сколько раз я уже вламывалась в класс, стучала всем по наглым торчащим ушам, заставляла открыть чертовы тетради и решать чертовы примеры? Это помогало. Секунд на десять, не больше.

Похоже, пришло время радикальных мер.

В классе ровно то, что я ожидала увидеть. Девчонки собрались в кружок и оживленно перемывают кому-то косточки. Пацаны вовсю режутся в «драконью еду». Анна Павловна даже не пытается навести порядок — пишет что-то на доске для никого.

Встаю в дверях и жду, пока до троглодитов дойдет запах моего гнева. Через минуту они робко оглядываются на меня и как бы сами по себе рассаживаются по местам. Кубик даже открывает на произвольном месте учебник. По истории, но все равно, видимо, надеется избежать кары, демонстрируя стремление к знаниям.

— Так-так-так, — выдаю старательно отмерянную дозу холодной ярости во взоре. — Кто назовет тему урока?

Все загадочно молчат и строят сложные щи.

— Мы проходим проценты, — выручает класс добрая Анна Павловна.

Чересчур добрая, оттого и не справляется с этими охламонами.

Вот и что мне делать? Рассказать, что учительница здесь не от хорошей жизни, и попросить вести себя прилично? Сердца у моих троглодитов добрые, хоть по бандитским рожам и не скажешь. Только… учитель не должен вызывать жалость, вот в чем дело. Учитель должен сохранять авторитет…

Пока я жую сопли, Еж решается на открытый бунт:

— Соль, ты извини, но нам не уперлась эта математика нах.

Его тут же поддерживают:

— Не хотим учить эту хрень!

— Фигня уравнения эти, ска!

— Проценты, нах, ни за чем не нужны!

Складываю руки на груди:

— Ладно. Ладно. Не хотите учить математику — не будете. Я отменяю ваши уроки.

Троглодиты ошарашенно замолкают. Почти слышу, как проворачиваются шестеренки в их мозгах — детки пытаются разгадать, в чем подвох. Умнички мои! Разумеется, подвох есть.

— Но ведь… будет экзамен, ска, — робко говорит девочка с задней парты.

Скалю зубы в дружелюбной ухмылке:

— Ой, да ладно, чепуха какая — экзамен! Думаете, кто-нибудь настолько наивен, чтобы ожидать от снага-хай реальных знаний? Куплю в управление образования новый холодильник — и всем вам нарисуют в аттестаты оценочки. Нашли из-за чего париться — экзамен!

Молчание становится еще более тягостным. Улыбаюсь еще ослепительнее:

— В самом деле, хрень какая — проценты! Мы же простые, как валенки, снага-хай, зачем нам эта нудятина! Сотая доля чего-нибудь, было бы из-за чего париться! Пусть каждый представит, что он взял 10 000 денег под полтора процента в день. Мелочь какая — полтора процента, кто вообще хочет про эти проценты учить? Правильно, никто не хочет, так и ну их совсем. А кто может сказать, сколько придется отдаваться через три месяца?

— Пятнадцать тысяч? — предполагает Чип.

— Да щасс тебе, пятнадцать! А вот если бы ты учил математику, сразу понял бы! Анна Павловна, будьте любезны, одолжите мел… Вот, смотрите, оболдуи!

Через пять минут на доске красуются наглядные расчеты и сумма 23 500. Это, если честно, примерно предел моих познаний в математике, но детям об этом знать не обязательно.

— С хрена ли так много, нах? — выдыхает класс.

— А вот так, ять! Кстати, не материмся в классе, а то по уху залеплю, ска… Вот такие же морды лиц всегда бывают у снага-хай, которые не хотели учить математику, когда из-за