Фермер 1: перерождение - Алим Онербекович Тыналин

Мы выпустили первую группу романовских овец на опытный участок. Животные осторожно принюхались к незнакомым растениям, потом начали щипать лебеду и солянку. Злаки поедались хуже, но тоже шли в дело.

— Едят! — констатировал зоотехник через неделю наблюдений. — И молоко у маток прибавилось, и шерсть блестящая стала.

— Галофиты богаты минералами, — пояснил я. — Естественная подкормка для овец.

Вскоре овцы очистили участок почти полностью, оставив только огрызки стеблей и корни растений. Земля заметно изменилась. Солевая корка стала тоньше, кое-где появились трещины, через которые пробивались новые всходы.

— Работает система, — подвел итоги Семеныч. — Овцы траву едят, землю удобряют, а растения соль вытягивают.

— Следующей весной засеем еще десять гектаров, — планировал я. — А через три-четыре года солончаки превратятся в нормальные пастбища.

Семьдесят гектаров мертвой соленой земли получили шанс на новую жизнь. Эксперимент с галофитами открывал путь к освоению огромных площадей засоленных земель, которые раньше считались безнадежными.

Однако, времени осталось мало, потому что в мои эксперименты опять вмешались политические интриги.

Глава 22

Попытка удара в спину

Утром я приехал на солончаки проверить, как приживаются овцы на новом пастбище. Семен Кузьмич уже стоял у загона, облокотившись на жердевую изгородь и наблюдал за романовскими овцематками, которые с аппетитом щипали лебеду и солянку.

— Виктор Алексеевич, глянь-ка, как они галофиты уплетают, — сказал зоотехник, указывая на стадо. — Молоко у маток прибавилось, шерсть заблестела. А главное, земля под копытами уже не та, соль пропадает.

Я присел на корточки, взял горсть почвы. Действительно, белесая корка стала тоньше, появились темные прожилки органики. Овечий навоз и вытаптывание способствовали разрушению солевых отложений.

— Через год здесь можно будет обычные травы подсевать, — сказал я, вытирая руки о полотенце из грубого льна. — Клевер, тимофеевку. Постепенно превратим солончак в нормальное пастбище.

За разговором мы не заметили, как к участку подъехала колонна машин. Три черных «Волги» с номерами областного центра, УАЗ-469 цвета хаки и грузовик ЗИЛ-130 с тентом. Машины выстроились в ряд у края солончака, поднимая облачка пыли.

Из первой «Волги» вышел Лаптев в темно-синем костюме и белой рубашке с галстуком. На голове кепка с кожаным козырьком, в руках потертый портфель из искусственной кожи. За ним потянулись еще несколько человек в похожих костюмах, судя по всему, областная комиссия.

— Товарищ Корнилов, — холодно поздоровался второй секретарь райкома, подходя ближе. — Проводим плановую проверку целевого использования средств программы освоения неудобных земель.

Я встал, отряхнул колени от пыли. В груди что-то сжалось, неожиданные ревизии редко приносили добро. Впрочем, я уже давно ждал нечто подобное.

— Здравствуйте, Николай Павлович. Документы у меня в порядке, если что-то нужно…

— Документы мы изучим позже, — перебил Лаптев, доставая из портфеля папку с бумагами. — А пока объясните, на каком основании вы тратите государственные средства на сомнительные эксперименты?

Из других машин тем временем выгружались люди. Я узнал Макарова, директора соседнего совхоза «Рассвет», мужика лет пятидесяти с брюшком и залысинами. Рядом с ним Петренко из совхоза «Путь Ильича», худощавый, нервный, с постоянно дергающимся левым глазом. Третьего не знал, невысокий крепыш в военной гимнастерке с медалями.

— Николай Павлович, может, сначала посмотрим результаты работы? — предложил я, стараясь сохранить спокойный тон. — А потом будем обсуждать документы.

— Результаты… — Лаптев презрительно усмехнулся. — Вот товарищ Макаров как раз и интересуется вашими результатами. Расскажите ему про семена за пятьдесят рублей за центнер.

Макаров подошел ближе, тяжело дыша после подъема по склону. На лице читалось плохо скрываемое злорадство.

— Слышал, Корнилов, что ты тут чудеса творишь, — сказал он, вытирая платком вспотевший лоб. — Индийскую горчицу выписываешь, бактерий разводишь. А у нас в хозяйстве на семена обычной пшеницы денег не хватает.

— Семена индийской горчицы заказаны в рамках областной программы, — ответил я, чувствуя, как поднимается раздражение. — С полного одобрения руководства совхоза и райкома.

— Чьего руководства? — встрял Петренко, доставая из кармана блокнот в клеенчатой обложке. — Климов об этих тратах знал?

— Конечно знал. И Громов тоже. Все документы завизированы.

— Документы это одно, — вмешался неизвестный мне человек в гимнастерке, представившийся Сухановым из отдела сельского хозяйства облисполкома. — А вот применяемые вами методы вызывают вопросы. Бактериальные культуры, ссылки на американские исследования…

Он достал из планшета машинописный лист и начал читать:

— «Принципы фиторемедиации, разработанные в Университете Калифорнии…» Это что, товарищ Корнилов? Преклонение перед загнивающим Западом?

Семен Кузьмич стоял рядом, переминаясь с ноги на ногу. По его лицу было видно, что он не понимает происходящего, но чувствует неладное.

— Я использую все доступные научные данные для решения производственных задач, — сказал я, стараясь контролировать голос. — Результат важнее источника информации.

— Вот как? — Лаптев записал что-то в блокнот. — А сотрудничество с местной знахаркой тоже научный метод? Матрена Кузьминична, если не ошибаюсь? Женщина с весьма сомнительной биографией.

Удар пришелся точно в цель. По всем направлениям прям бьют, из всех стволов.

— Матрена уважаемый человек, знающий местную флору лучше любого ботаника…

— Уважаемый? — перебил Суханов. — Дочь кулака, репрессированного в тридцать втором году. Сама чудом избежала выселения. И вот к такому человеку обращается за советами коммунист, агроном с высшим образованием…

Ситуация накалялась. Комиссия явно пришла не изучать опыт, а искать компромат. Нужно что-то срочно предпринимать.

— Товарищи, предлагаю не тратить время на пустые разговоры, — сказал я, расправляя плечи. — Пойдемте, покажу реальные результаты работы. Цифры, факты, экономический эффект.

— Это мы еще посмотрим, какие у вас факты, — буркнул Макаров. — Слышал, что показуха одна, а толку никакого.

Спор мог затянуться надолго. Я понимал, что ситуация складывается не в мою пользу, и нужно что-то предпринимать.

— Тогда я предлагаю осмотреть самый сложный участок нашей программы, — сказал я, указывая в сторону бывшего кожевенного завода. — Территорию, где проводится очистка земель от промышленного загрязнения.

— Это еще что такое? — насторожился Суханов.

— Двести тридцать гектаров земли, отравленной стоками кожзавода. Десять лет там ничего не росло. Теперь мы восстанавливаем плодородие с помощью растений-аккумуляторов и бактериальных культур.

Поводов для отказа не нашлось и члены комиссии направились к автомобилям. Я не терял времени.

— Семен Кузьмич, — обратился я к зоотехнику, который все это время молча стоял в стороне, —