Код Гериона: Осиротевшая Земля - Людмила Брус

на этом полете, который они считали бездумной авантюрой! Наши коллеги не хотели принимать Тэцуо обратно, но когда Майрон сказал, что его выдачи требует Новая Гавана, они согласились из духа противоречия! Ему оказано огромное доверие, Уинстон: проследи теперь, чтобы он нас не подвел…

– Разумеется!

– Лиз… А что там с маршрутом? – обеспокоенно спросила Кэт.

– К этому я и хотела перейти. К сожалению, вам приказано вернуться на Марс и лично отчитаться перед Советом. Это значит – никакой высадки на Землю в этот раз.

– Но исследование и так будет транслироваться на Марс! – расстроенно сказала сестра.

– Думаю, им также важны ваши личные впечатления и оценки. Да и к тому же – мы не знаем, как на Земле будет со связью. Быть может, «слепая зона» никак не связана с Луной… И тогда мы не только не получим отчета, но и ничего не будем знать о вашей судьбе.

– Слепая зона связана с Луной? – поднял брови Олег. И я рассердился про себя, что ему не удосужились детально разъяснить проблему.

– Пока лишь гипотеза. Но находясь так близко к Земле, мы имеем шанс узнать природу этого явления, – ответила архонт Хокинг-Сити. – Запасов воды и продовольствия хватит, чтобы провести на Луне один земной месяц и вернуться домой. Времени на исследование больше, достаточно.

«Да, – подумал я. – И на расследование тоже».

– Когда проснется Вайолет? – спросила Катрина.

– Рекомендую разбудить его, когда сядете на Луну. С этой его кустарной начинкой я бы рисковать не стала… Кстати, нужный препарат я изготовила. Он в аптечке.

– Ага, – понимающе кивнула Катрина. В нашей команде на нее были возложены обязанности медика. – Спасибо, что согласилась помочь.

– Если честно, я не сильно-то и хотела. Регулярный прием этого вещества грозит ранней деменцией. И если Вайолет им злоупотребляет, то к пятидесяти годам будет пускать слюни и с трудом вспоминать, как его зовут.

– Холод и мрак… – пробормотал бортинженер.

– Я модифицировала формулу: теперь она более щадящая, – продолжила Лиз. – Но скажу, что эти вещи не просто так запрещены у нас. Я согласилась лишь потому, что ваш случай – исключительный.

Олег с трудом сдерживал удивление. Наверняка он изначально полагал, что речь идет о ценном оборудовании да редких минералах, которые трудно получить на Марсе. Интригу с Новой Гаваной бортинженеру, вероятно, не разъяснили, и теперь он буравил меня вопросительным взглядом.

– Найдёте работающие устройства связи – не активируйте без согласования с нами, – продолжила инструктаж де Вийон. – Пока нам важно соблюдать секретность. В Новой Гаване должны думать, что вы полетели на Фобос.

Даже в Марсианской республике о нашей истинной точке назначения знали только сотрудники, ответственные за пуск и подготовку, да еще Архангелы, а о настоящих целях полета – лишь наши с Катриной родители, с которыми мы тихо попрощались в Арконе. Наш путь действительно пролегал через Фобос – для того, чтобы запутать гаванских наблюдателей, а также для того, чтобы, воспользовавшись гравитационной пращой от вращения спутника, ускорить наш путь к Луне.

Выслушав последние наставления, мы двинулись по прозрачному коридору к месту старта, миновав ангар, в котором спит, дожидаясь старта, «Фермион-2»: конструкция сияет белизной и похожа на красивую двустворчатую раковину. При взлёте створки разъезжаются вниз и в стороны, выпуская в открытый космос похожий на гладкую, очень выпуклую линзу корабль. Между наружным и внутренним слоями его обшивок находится слой вязкого фитогеля, который должен поглощать радиацию, удары от столкновения с мелкими метеоритами, а также коварным космическим мусором. Выпуклую часть «линзы» покрывает узор из солнечных батарей, а находясь в открытом космосе, пилот может выпустить ещё и солнечные паруса (они расходятся в стороны от корпуса). Тогда корабль теряет сходство с линзой и напоминает диковинный цветок или парящую в вакууме радиолярию. Но за его штурвалом я окажусь нескоро. Сейчас меня ждет «Апсара» – исследовательское судно Золотого века, побывавшее на Титане и десятилетиями ждавшее своего часа на «Иггдрасиле».

Слово «апсара» обозначает небесную танцовщицу в индийской мифологии, но в нашем корабле изящества нет ни грамма. Своими очертаниями этот корабль похож на горбатого кита – тяжеловеса из океанских глубин – хотя и значительно уступает «Фермиону» размерами: тридцать метров в длину против пятидесяти в поперечнике у моего любимца.

– Тебя как давно привлекли к починке этой туши? – осведомилась у Олега Кэт.

– Два с лишним года назад. Больше всего времени потребовалось на повышение мощности реактора, замену его устаревших деталей да биологической обшивки. Она же требует постоянной подпитки раствором, а этим не занимались десятками лет; вся прослойка высохла к Фобосу и Деймосу. Проблем с коррозией на Иггдрасиле мало, а его искусственное магнитное поле защищало корабль от радиации – чтобы он не стал вашим гробом, едва вы останетесь в облегченных скафандрах. Биообшивка частично решает проблему… – видя перед собой хотя бы одного непосвящённого, Олег всегда радовался возможности прочесть лекцию о внутреннем устройстве корабля.

– Изменения в конструкции были? – спросил я на всякий случай. С информацией о корабле я, конечно, ознакомился заранее, но такие важные сведения предпочитал получать из первых рук.

– Я полностью заменил механизмы отстрела аварийных капсул, хотя старыми никто никогда не пользовался… Шестьдесят лет – это, знаешь ли, не шутка.

– Он протестирован? – задал я следующий вопрос и тут же получил утвердительный ответ.

– Какие у судна самые уязвимые места? – осведомилась Кэт.

– Тонковата внешняя обшивка – не чета «Фермиону». Лучше избегать столкновений – даже с небольшими объектами. Я бы сказал – особенно с небольшими, – подчеркнул Олег. – Стабилизаторы рассчитаны на очень аккуратную посадку, и маневренность оставляет желать лучшего… Но корабль у нас всё же не военный, так что, это вряд ли нам помешает.

– Чинил два с лишним года, говоришь?.. – нахмурилась сестра. -Значит, подготовка шла с ведома Юрковского! Слышишь, Уинстон? Рейс они готовили заранее, но почему-то его отложили! Холод и мрак, как же все запутано!

– Эмм… Я тоже удивился, что всё так засекречено, – признался Олег. – Мне пришлось подписать документ о неразглашении – невиданное дело!

– Сдаётся мне, нас ждет непаханое поле этих невиданных дел… – покачала головой Кэт.

– А наш четвёртый где? – спросил бортинженер.

– Уже на судне.

– Говорят, он из Новой Гаваны?

– Сато Тэцуо, если помнишь такого.

– Ну да, как забыть такой скандал… – презрительно скривился механик. – Неужто во всей Арконе не нашлось достойных специалистов по компьютерной безопасности?

– Есть люди, которым хватает ума признавать свои ошибки, – тихо, но жёстко сказала Кэт. – А я надеюсь, у тебя хватит ума относиться к нашему товарищу с уважением. И, если ты не понял до сих пор, в нашей миссии главная задача принадлежит ему.

– Тэцуо – умный и смелый человек, – подхватил я, – Несколько лет он был нашим агентом в Новой Гаване, и сведения, которые он нашел, – бесценны. Он достоин хорошего отношения не меньше любого из нас.

– Лиз сказала, он дружит с веществами… – не унимался механик.

– Дружит, – с вызовом сказала Кэт. – Как видишь, Майрону на это плевать и нам тоже.

Олег покраснел и замолчал, наконец-то поняв, что ляпнул глупость. Перед нами с шипением открылся круглый шлюз, и в шлюзовом отсеке загорелся свет. Но едва я оказался внутри, на меня напало нестерпимое желание втянуть голову в плечи: потолок нависал так низко, словно судно делали для гномов. Обстановка внутри была аскетичной, как в самом обычном марсолёте: всё в белых, серых и бежевых тонах: ни цветов, ни бархатистого живого ковра на стенах. Впрочем, стены и потолок можно было разрисовать: надо же чем-то развлекать себя во время долгого пути.

Собственной кислородной фабрики, как на «Фермионе», у нас тоже не оказалось. Не было и половины лабораторного оборудования, которое списали за ненадобностью, чем Катрина была весьма недовольна.

Летать между Марсом и Землёй для нескольких поколений было почти так же естественно, как ходить на работу. С этой мыслью я погружаюсь в кресло пилота, и тёплый фитогель обволакивает тело, в то время как створки расходятся над ангаром, открывая небо. Ладонь прижимается к приборной панели, и та подсвечивается мягким зеленым сиянием. Голову обхватывает шлем пилота: перед глазами появляются наши координаты и данные о состоянии корабля. Голос самого Майрона Асано в динамиках дает разрешение на взлёт. Один за другим я