На Литовской земле - Борис Владимирович Сапожников

Я провёл пальцами по свежевыбритому подбородку.

— В Московии оно, конечно, может и так, — кивнул Сапега, стараясь говорить как можно деликатней, однако, как видно, в таком вопросе даже его талант опытного дипломата пасовал, — но у нас, в Литве, пан без усов воспринимается или как мальчишка, которому ещё рано бриться, чего о вас не скажешь, или как… — Тут он сделал паузу, а после и вовсе ушёл в сторону. — Вы только за палаш не хватайтесь, Михал Васильич, ибо то, о чём скажу я, есть мерзость, но, увы, она проникла и к нам, в Литву… — Он снова сделал паузу, и хотя я уже подозревал о чём пойдёт речь, однако пальцы тогда сами собой сжались на рукояти палаша. — Так вот, либо юнец безусым может быть, либо содомит. О вас в Варшаве уже ходят хулительные листки, а по приказу короля или епископа Гембицкого, не иначе, пущен слух о том, отчего вы бреетесь. Я понимаю, что это мерзость, — повторил он, видя, как я побледнел, — однако без усов настоящему шляхтичу никак не обойтись.

Наверное, настолько сильно я разозлился лишь при встрече с Лисовским, но как и в тот раз, ничего поделать не мог. Пришлось соответствовать. Тем более что усы отросли у меня просто шикарные, многим природным поляками на зависть. И глядя на себя иногда, я то и дело думал про себя: ну прямо Будённый, Семён Михалыч, да и только. И подкручивал усы посмотренным у Кшиштофа Радзивилла-младшего движением. Одно только раздражает, как начинаю волноваться, усы тут же принимаются жутко чесаться, вот как перед атакой.

А две конных баталии тем временем неспешно шли навстречу друг другу. До сшибки оставались считанные минуты.

Я почти не слышал команд, выполнял их вместе с остальными. Пришпорил коня, посылая его размашистой рысью. Вынул из ножен палаш, привычным движением положив длинный клинок на плечо. Я снова вооружился клушинским трофеем — длинным и тяжёлым, удобным в конной рубке. Царёв подарок в Вильно остался, нечего его на эту войну таскать, так я решил. Не было со мной рядом и верного Зенбулатова с отрядом дворян, не обучены они гусарскому бою, а главное доспехов для такого боя на всех не нашлось бы. Поэтому крещённый татарин, сверкая очами и натурально скрипя зубами, оставил меня на попечение Кшиштофа Радзивилла, а сам с остальными присоединился к шляхетскому ополчению. Там они будут уместней всего.

Рысь сменил галоп. Я кольнул бока коня шпорами, но в этом не было особой нужды. Отлично выученный скакун прибавил шагу вместе с остальными. Теперь только понял я, что такое нестись в атаку в плотном строю. Совсем не то, что привычным мне рассыпным, когда каждый сам за себя и между всадниками порой ещё одного поставить можно. Здесь движется слитная масса конских тел и всадников, готовых нанести страшный встречный копейный удар.

Я порадовался, что не нахожусь сейчас в первых рядах. Чтобы просто выжить там, нужно очень хорошо владеть копьём, учиться этому едва ли не с детства. А князя Скопина учили совсем другому конному бою. Сунься я вперёд — и мне не пережить первой же сшибки.

Я не видел, как врезались друг в друга два конных строя, зато услышал очень хорошо. На миг на полем боя повис крик, в нём смешалось всё — вопли людей и коней, треск десятков сломанных копий, стальной звон ударившихся друг о друга доспехов. Кто-то валился с седла, пробитый длинной пикой. Кто-то уже орудовал концежом. Иные умудрились освободить копьё для нового удара. Да и то, что видел я перед собой, куда мчался галопом, лучше всего можно было описать словом мешанина. И прежде мне доводилось рубиться в конной сшибке, но тогда не было такого плотного строя. Поэтому и сшибка выходила не столь чудовищной, как сегодня.

Тут дело дошло до нашего ряда, и мне стало не до раздумий. Передо мной словно из ниоткуда появилось лицо, скрытое наносником шлема, и я, отбросив все лишние мысли, что есть силы рубанул по нему. Гусар, не успевший достать меня концежом, повалился с седла. Но на его месте, как в сказке, вырос новый, и он уже не дал убить себя так легко. Мы обменялись парой ударов, но я успел достать его прежде чем он меня. И снова на месте убитого вырос новый враг, а потом ещё, и ещё, и ещё.

Я целиком отдался этой стихии. Жестокой рубке, когда либо ты либо тебя. Теперь уже никаких отличий от таких под Клушином или в Коломенском. Не надо ни о чём думать, только руби перекошенные лица, отбивай вражеские удары, не дай убить себя и сам убивай и калечь, пока эта чудовищная свалка не закончится. Не может же она, в самом деле, длиться вечно.

[1]Цервельер (англ. cervelliere, нем. hirnhaube) — простой шлем. Представлял собой железный полусферический купол, плотно облегавший голову, похожий на каску. Никаких элементов защиты лица не имел, разве лишь редкие шлемы дополнялись наносниками. Мог носиться поверх кольчужного капюшона незнатными воинами. Цервельеры могли снабжаться подкладками из рядов ткани, между которыми был амортизирующий материал

* * *

Вишневецкий сам не полез в драку. Вместе с небольшим резервом гусар он остался в ближнем тылу, наблюдая за тем, как идёт сражение. Было что-то притягательное в конных сшибках, какая-то своя, примитивная красота битвы былых времён, когда достаточно добраться до врага, а там уж как Господь решит. Недаром полевые сражения с древности считают ничем иным, как судом Божьим, и даже теперь, когда на первое место вышли тактика и правильные построения, здесь, где судьбу их до сих пор решает лихой кавалерийский наскок и таранный удар копейщиков, вся стратегия уходит на второй план. Главенствуют же личное мужество и стойкость, умение держать удар и бить в ответ. И литовский мятежники, чью кавалерию никто не коронном войске всерьёз не воспринимал, показали, что всего этого им не занимать.

Каким-то чудом, не иначе, они сумели принять таранный удар гусарии. Да, с Вишневецким были не коронные, а его собственные, набранные на свой кошт, гусары. И всё равно они куда лучше той жалкой пародии, что может выставить Литва. К тому же их просто больше. Пускай враг сумел сперва сильно удивить Вишневецкого, особенно сильно, когда с фланга гусарские хоругви обстреляли всадники с длинными аркебузами. О конных аркебузирах Вишневецкому