Либелломания: Зимара - Н. Мар

— А где Зеппе? — заволновалась Деус, оглядываясь. — Где он? Нахель, ты должен был его сторожить! Эй, Нахель!

— Ты не помнишь? Он потерялся в Месте.

— Так он погиб⁈

— Надеюсь, нет, — сказал Бритц.

— Они его забрали? Абляция! Он же выдаст им и наш глезоглиф, и петроглиф из туннеля.

— Надеюсь, да.

— Ты это что имеешь в виду?

— Понимаешь, Деус, когда злодей неопытен в экзекуции, он перегибает палку. Йола не палач. Он просто сплющит ведро с головой старика, а потом пожалеет. Я дал Зеппе кое-какой совет.

— Какой совет?

— Полезный. А нам нужно позаботиться об укрытии и передохнуть.

Деус посмотрела на него недоверчиво и плюхнулась в сугроб. На морозе кристаллизовались и стали почти осязаемы её переживания о том, что это она должна была найти Зеппе. А вместо этого потеряла голову и чудила, пока её саму не пришлось спасать.

— Укрытие я обеспечу, — сказала она, доставая из ранца непарный валенок и натягивая на сырой носок.

Сырок и Чивойт ловили пекловастиков на берегу, а Деус достала гидриллиевые кристаллы-октаэдры и бросила на снег. Направила на них самодельный эмиттер, который Кайнорт прежде принял за замысловатый крименган, и снег вздулся плотными куполами. С виду они напоминали обычные сугробы, разве что чересчур правильные. Но если не знать, что искать, ни за что не зацепишься взглядом. Это были их палатки на первое время. Нахель, Деус и Бритц забрались в одну и очень скоро согрели её дыханием. Это было дикое, но сносное убежище. Звери притащили букет пекловастиков, Деус побросала их в герметичные пакеты со снегом, завязала и хорошенько ударила оземь. В пакетах грохнуло, и они превратились в долгоиграющие грелки.

— Я поразмыслила над спиралью с лисичками, — Деус скукожилась на куче грелок и дышала в ладони, — и уверена, что нужно двигаться на северный полюс. Жаль, новый глезоглиф уничтожен. Но бьюсь об заклад, там на схеме полярное сияние.

Кайнорт молча передал ей картинку на комм.

Деус удивлённо дёрнула бровью, но всё равно хмыкнула, намекая, что тот рисуется и много о себе мнит.

— Значит, успел. А ты хорош. Беру назад слова насчёт бестолочи и кудрявой петрушки.

— Полярное сияние? Точно?

— Да чтоб мне пыхлёбки из полымяса никогда не отведать. М-да, ха-ха, ставка так себе, но ведь в нашем распоряжении только половина загадки.

— Тогда полюс, — пробормотал Бритц, водя пальцем по спирали из двадцати пяти лисичек. — Пересядем на кинежанс Зеппе. Стой! Не прямо сейчас.

— Почему? — возмутился Нахель. — А теперь что? Будем просто так сидеть до вечера?

— Лежать, Нахель. Мы будем спать. Просто спать, потому что в наших мышцах не оплачено электричество, нами отдраили полы в катакомбах, а снежные блохи выпили из меня крови больше, чем Маррада.

— О, пройнагапименопатология, — Деус подавила смешок зевотой. — Животрепещущие очерки о том, что там не так с бывшими. Продолжай, послушаю с постыднейшим удовольствием.

— Нет. Никаких этих самых.

Бритц выдернул из-под Деус одну грелку с пекловастиками, обнял её и уже через минуту спал тихо и смирно. Как мёртвый.

* * *

Йола что было сил шарахнул транспондером по экрану своего альфа-спектрометра.

— Только не передатчик! — взмолился старик, но канизоиды встали между ним и приборами.

— Это только начало, — пригрозил Йола, взглядом выбирая новую жертву. — А как тебе это понравится?

Он безжалостно сцапал квазистатический ускоритель, оторвал от него акселерометр и размахнулся, целясь в беззащитную виброзащитную платформу воланера. Наперерез ему бросился Ка-Пча:

— Вы не имеете права! Межзвёздная конвенция запретила пытки, я напишу в Бюро ЧИЗ!

Йола осторожно подвинул Еклера с пути акселерометра, и уже через секунду воланер жалобно пищал о потере ценного оборудования ввиду механического повреждения. Старик плакал в углу, царапал медный шлем сухими ручонками. Мы с Эстрессой поднялись из своих кресел в смущении и растерянности. Йола быстро нашёл удивительное слабое место пленника и распорядился им весьма своеобразно. Но мы так и не поняли, на чью сторону встать: бедняги пленника, с плеча которого и пылинки не упало, или приборной панели воланера, на которую нам, положа руку на сердце, плевать было. За полчаса Йола Шулли выкрутил плечи рулевому автоманипулятору, задушил гибкий стыковочный переходник, вырвал единственный циклотронный процессор, выколол окуляры стереоскопам и насадил мембрану воздуховода на замученный электрод.

— Только не надо тут разводить… демагогию и… думать, будто я получаю от этого удовольствие, — запыхавшись, вытер бровь осколками акселерометра Йола. — Это он наслаждается. Да, кальмароголовый? Иначе уже оценил бы плачевную обстановку и своё бедственное положение в ней и, сделав правильные выводы, отдал нам глезоглиф.

— Ещё чего!

— Дай-ка я на тебя взгляну.

Он приблизился к старику, и страх пробрал меня до печёнок. Йола попытался сдёрнуть шлем, но тот будто прирос к плечам и черепаховой шее. Старик толкнул шмеля ногой, Ка-Пча опять бросился на подмогу, но Йола вдруг подхватил с пола карданов подвес с гироскопом, распушил шубу и занёс прибор над головой:

— Это последний оставшийся в живых! Говори, иначе я выколупаю гироскоп и…

Казалось, он ещё не придумал, какой экзекуции подвергнуть карданов подвес, но тут Еклер попытался вырвать сакральное наследие мученической виброплатформы из рук шмеля. Йола ударил его подвесом, Ка-Пча сорвался с мохнатого локтя и покатился под кресло пилота.

— Пожалуйста, не… не надо! — донеслось из-под медного шлема. — Я всё отдам. Мы добыли немного, только одну картинку. Вот…

Я и не заметила, как оказалась на полу рядом с Ка-Пчой. Он сидел, жужжа на каждом вдохе, и судорожно сжимал виски, потому что потерял второй ушной болт. Эстресса подняла дальномер, выкрутила два шурупа и быстро ввинтила Ка-Пче в уши. Еклер немного успокоился. Тем временем старик разблокировал свой синдиком, и в воздухе проявилась новая часть загадки. У нас их теперь было три.

Дъяблокова тут же принялась черкать в блокноте. Всё, что происходило до этого, будто и не касалось её вовсе.

— Только один глезоглиф? — не поверил Йола. — Ты издеваешься или врёшь, жалкая устрица?

— К-к-кайнорт предупредил: если ч-что, не нужно терпеть… Ск-к-казал, чтобы не упирались и отдавали всё, что есть. Не так-то и