Последний рубеж. Том 2 - Вадим Фарг

Я посмотрел на своё отражение в огромном зеркале. Из него на меня смотрел незнакомец. Элегантный, уверенный в себе молодой аристократ с холодными, внимательными глазами. Маска была другой, но суть осталась прежней. Я снова играл роль.

Эта война была мне чужда. Война шёпота, полунамёков, ядовитых комплиментов и рукопожатий, которые могли быть как союзом, так и смертным приговором. Здесь нельзя было просто ударить. Здесь нужно было думать, просчитывать, предугадывать.

И это было куда страшнее любой битвы. Потому что здесь, в этом мире шёлка и интриг, одно неверное слово было опаснее самого острого клинка.

* * *

Две недели. Две недели тягучей, нервной войны, где полем битвы были не улицы, а залы суда, а оружием — не магия, а параграфы законов. Две недели, в течение которых я спал по три часа в сутки, разрываясь между ролью Мора, держащего в узде криминальный мир, и ролью Ильи Филатова, благовоспитанного наследника, вынужденного улыбаться тем, кого хотел бы стереть в порошок.

И мы победили.

Атака Гордеева захлебнулась. Связи княгини Савельевой парализовали судебную машину. Аудиторы Семёна Смирнова создали такую безупречную финансовую легенду, что комар носа не подточил бы. А юристы боярыни Морозовой нашли столько лазеек в законах об опеке, что дело о моей «недееспособности» развалилось, не дойдя до слушаний. Гордеев отступил. Тихо, без заявлений, словно его и не было.

Сегодня мы праздновали. В моём кабинете на арене, который давно перестал быть просто офисом и стал сердцем моей маленькой империи, собрались все. Моя команда. Мои союзники. Моя семья.

— Иски отозваны, расследование прекращено, — доложила Саша, с довольной улыбкой откидываясь в кресле. В её руках был бокал с шампанским, а не девайс — редкое зрелище. — Юридически ты чист, босс. Как младенец.

— Не самый удачный комплимент, учитывая обстоятельства, — хмыкнула княгиня Савельева, поднимая свой бокал. — Но за победу выпить стоит. За тебя, Илья. Ты доказал, что умеешь сражаться не только кулаками, но и умом. Хотя, должна признать, первое у тебя получается зрелищнее.

Все рассмеялись. Атмосфера была лёгкой, почти праздничной. Даже капитан Игнатьев, обычно хмурый и уставший, позволил себе слабую улыбку.

Я стоял у огромного панорамного окна вместе с Людой. Она прижималась ко мне, положив голову мне на плечо, и мы смотрели на ночной Змееград. Город жил, сиял тысячами огней. Наш город.

— Мы справились, — тихо прошептала она. — Мы победили.

— Эту битву — да, — ответил я, обнимая её. Впервые за долгое время я чувствовал не просто удовлетворение, а покой. Тихий, тёплый, почти забытый.

И в этот самый момент я почувствовал его.

Холод.

Резкий, пронзительный укол, словно игла из чистого льда вонзилась прямо в Исток. Это была не моя тьма. Моя, после долгих медитаций с Людой, стала послушной, она спала, убаюканная покоем. Это было что-то чужое. Внешнее. И моя демоническая сущность, мой внутренний страж, отреагировала на эту угрозу мгновенно, выбросив в кровь порцию ледяного адреналина.

Я напрягся, инстинктивно вглядываясь в панораму ночного города. Мой взгляд скользнул по крышам соседних зданий, и на одну секунду я увидел её.

На самой вершине небоскрёба напротив, на фоне тусклого диска луны, стоял женский силуэт. Он был едва различим, но я не мог ошибиться. Его окутывало слабое, едва заметное, но такое знакомое багровое сияние.

Секунда. И он исчез. Растворился, словно его и не было. Словно это был лишь обман зрения, игра света и тени.

— Илья? Что случилось? — голос Люды вернул меня в реальность. Она почувствовала, как напряглись мои мышцы, как изменилось моё дыхание.

Я не ответил. Я просто смотрел в пустоту, туда, где только что была она. И холод внутри меня сменился ледяной уверенностью.

Гордеев не проиграл. Он лишь отступил, пожертвовав пешками, чтобы подготовить к выходу на доску новую, куда более опасную фигуру. Он дал ей время. Время возродиться. Время набраться сил.

Битва за Змееград была далека от завершения.

Она только начиналась.

* * *

Стерильный холод подземной лаборатории был привычной средой для Тарникова. Здесь, вдали от чужих глаз, среди мерцающих колб и сложного переплетения трубок, он пытался создать то, что вернёт ему былое могущество. Склонившись над центрифугой, где в прозрачной пробирке вращалась светящаяся изумрудная жидкость, он не сразу заметил, как бесшумно скользнули в стороны тяжёлые стальные двери.

— Кажется, твой протеже снова проиграл, Георгий.

Голос Тарникова был пропитан ядовитым сарказмом. Он не обернулся, продолжая наблюдать за сывороткой, но его плечи напряглись.

Гордеев вошёл в лабораторию неспешно, с видом хозяина, осматривающего свои владения. На его лице играла довольная, хищная улыбка.

— Проиграл? — он тихо рассмеялся, и этот надменный смех эхом отразился от стен. — О, нет, мой дорогой Рома. Он сыграл свою роль просто идеально.

Тарников наконец выпрямился и хмуро посмотрел на него.

— Идеально? Твой Пастырь сломлен, Воронцов болтает без умолку, а этот выскочка, Мор, теперь неоспоримый хозяин Змееграда. Это ты называешь идеальным планом?

Гордеев подошёл к столу, взял одну из пустых пробирок и принялся с интересом её разглядывать, словно это был редчайший бриллиант.

— Пастырь, юристы, даже эта безумная ведьма Лилит Воронцова, которая, я уверен, скоро вернётся, чтобы устроить кровавую баню… — он сделал паузу, его глаза холодно блеснули. — Всё это, мой друг, лишь отвлечение. Шум. Яркий, громкий фейерверк, чтобы наш маленький герой не смотрел по сторонам.

Он поставил пробирку на место и повернулся к Тарникову.

— Пока он гонялся за фанатиками и разбирался с глупыми аристократами, пока он упивался своей силой и славой, мы создавали хаос. Контролируемый, выверенный хаос. И всё это для того, чтобы привлечь к этому беспорядку куда более важную персону. Того, кто не сможет остаться в стороне, когда в одном из ключевых городов Империи творится такое беззаконие.

Тарников нахмурился ещё сильнее, пытаясь понять.

— Кого?

Гордеев не ответил. Вместо этого он полез во внутренний карман своего безупречного фрака и достал небольшую, герметично запечатанную ампулу. Внутри неё переливалась жидкость, идентичная той, над которой трудился Тарников. Идеальная, чистейшая сыворотка, усиливающая Исток до немыслимых пределов.

— Он придёт, чтобы навести порядок, — прошептал Гордеев, и в его голосе прозвучала такая концентрированная ненависть, что даже Тарников невольно отступил на шаг. — Он придёт, чтобы покарать виновных. И вот тогда, когда он