Повелитель стихий - Алекс Рудин

— Пусть Елена Николаевна решит сама, — сказал я, уже зная, кого выберет Разумовская.

Елена и в самом деле смотрела только на Севу.

— Всеволод Дмитриевич, я прошу вас привязать этот артефакт к себе, — тихо сказала она.

— Вы уверены? — растерялся Сева.

— Да, — не сводя с него взгляд, кивнула Разумовская.

И повторила:

— Я прошу вас.

— Хорошо, — решился Сева.

Он взял с верстака нож и одним коротким движением рассек свою левую ладонь. Темные капли крови падали прямо на артефакт. Время внезапно замедлилось, и я увидел, как тяжелые вязкие капли вытягиваются в тонкие нити магического плетения. Магия крови переплеталась с остальными нитями, образуя окончательный рисунок.

Сева взял артефакт в руки, пачкая его своей кровью. Магические накопители загорелись. Затем потускнели и вспыхнули снова. И вот их свечение стало ярким и устойчивым.

Я скорее почувствовал, чем услышал низкий гудящий звук, который издавал артефакт. Этот звук заставлял мой магический дар вибрировать.

Судя по изумлённым выражениям лиц, все остальные почувствовали то же самое.

Разумовская замерла в напряжённом ожидании. Застыл и Сева, глядя прямо на неё. Но вот на губах Елены Николаевны скользнула нерешительная улыбка.

— Кажется, мне лучше, — сказала она и посмотрела на свою руку. — Да, я больше не прозрачная, смотрите!

Я стоял рядом с ней и видел, что Елена не ошибается. Ее ладонь снова стала обыкновенной, впрочем, довольно изящной.

Разумовская обвела всех собравшихся в мастерской благодарным взглядом, а затем снова повернулась к Севе.

— Теперь моя жизнь в ваших руках, Всеволод Дмитриевич, — устало сказала она.

Сева ничего не ответил, только крепче прижал к себе гудящий и светящийся артефакт.

— Думаю, сейчас самое время поехать в госпиталь, — негромко заметил Иван Горчаков. — К ужину мы уже опоздали, но я распоряжусь, и сиделки что-нибудь вам принесут. Санитарная машина уже ждет на улице.

— Мы поедем вместе, — напомнил Сева, подходя к Разумовской.

— Конечно, вместе, — улыбнулся Иван, — по-другому и быть не может.

* * *

Мы вышли на улицу, и я с удивлением увидел, что вечер давным-давно наступил. Со стороны Невы дул прохладный ветер. Небо было ясным, и прямо над городом висела зловещая красная комета с длинным хвостом.

Как ее назвал Библиус? Яростное Око?

Кажется, в этот раз она прилетела напрасно. Нам удалось предотвратить трагедию.

Возле тротуара стоял санитарный мобиль. Иван Горчаков помог Разумовской забраться в него. Сева этого сделать не мог, его руки были заняты артефактом.

— Не думаю, что ты должен все время держать его, — улыбнулся я. — Тебе достаточно просто быть поблизости.

— Мне вовсе не тяжело, — поспешно заверил меня Сева.

— Хорошей дороги, — кивнул я, — мы с Лизой непременно навестим вас в госпитале.

Когда санитарный мобиль уехал, к нам подошел Никита Михайлович Зотов.

— Все хорошо, что хорошо кончается, Александр Васильевич, — сказал он. — На всякий случай я приказал поставить охрану возле этого флигеля в поместье Разумовских. Завтра нагряну туда с обыском. Уверен, что найду много интересного. А сейчас нужно возвращаться в управление — дел по горло.

Никита Михайлович сделал замысловатое движение левой рукой. Из-за угла выехал его знаменитый черный мобиль. К моему удивлению, за рулем никого не было, мобиль ехал сам по себе.

— Вас подвезти? — как ни в чем не бывало спросил Зотов, открывая водительскую дверцу.

Я покачал головой.

— Спасибо за предложение, но мы, пожалуй, прогуляемся.

Глава 23

Колбаска была поджарена до хрустящей золотистой корочки.

Я положил ее в рот, закатил глаза и благодарно промычал:

— Вкуснотища! Вы просто чудо, Прасковья Ивановна.

Мы завтракали дома всей нашей небольшой, но дружной компанией.

С того дня, как Сева Пожарский сделал артефакт для Елены Разумовской, прошла почти неделя. Все это время Елена лечилась в Воронцовском госпитале. Иван Горчаков пытался восстановить разрушенную защиту ее магического дара, и целителю удалось добиться успеха.

Так что сегодня Иван с легким сердцем отпустил Разумовскую на прогулку по городу. Под нашим с Лизой присмотром. Сева и Елена должны были заехать за нами сразу после завтрака.

Я прожевал колбаску и поинтересовался у Игната:

— А где Фома? Почему его нет за столом?

— Да кто же его знает, ваше сиятельство, — виновато ответил Игнат. — Вот только пять минут назад был здесь и опять куда-то исчез. До чего непоседливый мальчишка! Лазит по всему дому. Помяните мое слово, — когда-нибудь вашему особняку это надоест, и он выгонит Фому.

— А ты не преувеличиваешь? — рассмеялся я.

Но на всякий случай послал зов дому:

— Как тебе этот неугомонный домовой? Не надоел еще?

В ответ особняк прислал приветливый импульс, похожий на порыв теплого ветра.

— Ясно, — улыбнулся я, — значит, не надоел. Но ты, Игнат, все-таки разыщи Фому. Мне бы хотелось, чтобы во время семейного завтрака все были за столом.

— С превеликим удовольствием, ваше сиятельство, — кивнул Игнат и отправился на поиски.

Я только-только налил себе вторую чашку кофе, как в саду раздался перепуганный крик Игната:

— Ваше сиятельство, скорее сюда! С Фомой беда!

Переглянувшись, мы с Лизой вскочили из-за стола и бросились вниз по лестнице.

Перепуганный и бледный как смерть Игнат, размахивая руками, приплясывал возле крыльца.

— Что случилось? — крикнул я.

— Фома окаменел, — заикаясь, ответил старик.

— Что? — не поверил я своим ушам. — Где? Показывай скорее.

Игнат привел меня и Лизу к старой вишне. Возле нее на низкой скамеечке сидел Фома. Глаза домового были закрыты, руки сложены на коленях.

— Вот, ваше сиятельство, — растерянно пробормотал Игнат, — я его зову, а он не шевелится.

— Сейчас разберемся, — кивнул я и неторопливо обошел вокруг скамейки.

Домовой и глазом не моргнул. Он был неподвижен, словно изваяние.

Но при этом мой магический дар оставался абсолютно спокойным и не подавал никаких тревожных сигналов.

Остановившись рядом с Фомой, я положил руку ему на плечо и сильно встряхнул.

— Прекращай этот балаган, — стараясь оставаться серьезным, сказал я.

Фома не шевелился. Тогда я ухватил его за ухо и потянул.

— Ай! — пискнул домовой и открыл глаза. — Пустите, ваше сиятельство, больно!

— Всесильная магия! — пробормотал Игнат, хватаясь за сердце.

* * *