Лунная угроза - Эдмонд Мур Гамильтон

время сообщить об этом властям. Тогда эвакуация Филадельфии будет завершена. Итак, утром 24 числа ученые разделились, каждый из них отправился в свою маленькую временную лабораторию, подготовленную для него, чтобы надеть свой защитный костюм и провести регулярные тесты.

Временная лаборатория, подготовленная для доктора Браунера, находилась в самом сердце города, в комнате, выходящей на площадь Сити-Холл, в то время как другие несли посты в похожих комнатах в центральной части города, Хьюстон смотрел вниз на квадратный зеленый участок и пересекающиеся дорожки площади Риттенхаус, все они находились на сравнительно небольшом расстоянии друг от друга. Хьюстон рассказывает нам, что с некоторым волнением он занял свой пост тем утром и начал свои тесты с прибором Джонса-Даркела. Но вскоре, как он сам признался, эти тесты стали достаточно однообразными, поскольку они не показали никаких изменений в нормальном бактериальном состоянии его образцов. Было очень жарко в тяжелом костюме, на ношении которого настоял доктор Браунер, и когда Хьюстон смотрел на оживленную площадь и улицы внизу, он завидовал потокам беззаботных людей, беспрестанно проходящих мимо его убежища.

В течение всего дня, когда он не был занят монотонными пробами, он настраивал и проверял данные другого прибора — модернизированного радиоскопа для обнаружения и измерения излучений любой природы. Стрелка этого прибора время от времени покачивалась, указывая на регистрируемую силу, но эти явления длились лишь несколько мгновений и, по-видимому, были результатом обычных работ, проводимых в городе. Полусформированная теория Хьюстона состояла в том, что радиоскоп, возможно, мог бы зарегистрировать развитие колоний микроорганизмов в инфракрасном диапазоне, если Браунер был прав, и такая сила действительно существовала и ее использовал самопровозглашенный Властелин Смерти. Но он начал сомневаться, что это так, и к тому времени начал сомневаться и во всей этой истории с Повелителем Смерти, несмотря на серьезность Браунера в отношении ее.

Однако до поздней ночи Хьюстон продолжал тесты, не получив никаких необычных результатов, и после нескольких часов неудобного сна в неуклюжем костюме, на рассвете 25-го числа он снова начал тесты Джонса-Даркела, и страстно желая, чтобы этот день и его бесполезное испытание закончились. До полудня он наблюдал, как толпы на улице и площади внизу разрастались, как все больше и больше автомобилей проезжало мимо. Его тестер Джонса-Даркела не показывал увеличения колоний злокачественных форм микробов. Но вскоре после полудня, стрелка радиоскопа качнулась далеко в одну сторону циферблата и замерла. Это было совсем не похоже на кратковременные возмущения днем ранее. Заинтересованный, но еще не обеспокоенный, Хьюстон наблюдал за прибором, а немного погодя повернувшись для следующего теста на бактерии. Закончив, он обнаружил, что стрелка радиоскопа все еще неподвижно висит на краю от циферблата, и впервые ему пришло в голову, что это может значить.

Он напряженно следил за радиоскопом, но его игла все еще крепко держалась в этом положении, а затем, внезапно осознав, что пришло время следующего теста, он быстро повернулся обратно к аппарату Джонса-Даркела. Следующие несколько минут он был занят. Он долго молчал и не двигался, а затем выпрямился, оторвавшись от окуляров. Его лицо побелело. Ибо образец сыворотки, который он проверил, который был нормальным еще полчаса назад, теперь кишел злокачественными микробами полудюжины ужасных болезней! Дрожа, Хьюстон поспешно сменил образец сыворотки на образцы воздуха и воды, и через несколько минут он уже знал наверняка, что воздух, вода и все вокруг него, по-видимому, кишели микробами столбняка, пневмонии, желтой лихорадки и полудюжины других самых смертоносных болезней Земли в беспрецедентной, ужасной концентрации, а колонии несколько злокачественных микробов этих болезней, присутствующих повсюду, внезапно, почти в одно мгновение, увеличились в тысячи тысяч раз!

На мгновение Хьюстон уставился на радиоскоп, чья стрелка регистрировала какую-то неизменную силу в течение последнего часа, а затем внезапно с приглушенным криком промчался через комнату в своем неуклюжем костюме, бросился вниз по лестнице, чтобы вырваться на залитую солнцем улицу снаружи. И когда он вырвался на эту улицу, он остановился, застыв от ужаса.

Ибо эта улица оказалась сценой, на которой разыгрывалось ужасное действо, какого он никогда не мог себе представить. Перед ним, вокруг него пешеходы, которые только что деловито толпились по улице и по дорожкам Риттенхаус-сквер, шатались, качались, падали тут и там беспорядочными массами, десятками и сотнями! Дикий вой захлебывающихся криков исходил от пораженных болезнью толп. Люди качались и падали, громкий хрипло крича, Некоторые вокруг Хьюстона, оцепеневшего от ужаса, на мгновение забились в безумной агонии; другие упали без сознания; третьи задыхались, шатались и спотыкались, но каждое живое существо в поле зрения было поражено в этот ужасный момент!

Хьюстон слышал грохот и скрежет тормозов десятков автомобилей, мчащихся вслепую. Многие водители выпрыгивали из машин, попадая под колеса! Издалека, со всех высоких зданий Филадельфии, в этот момент до слуха Хьюстона донесся громкий скрежещущий, сокрушительный рев, смешанный с хриплым сдавленным ревом тысяч и десятков тысяч, падающих насмерть внутри! Затем, когда он стоял, окаменев от такого ужаса, какого никогда прежде не испытывал человек, он постепенно осознал, словно усилием всех своих чувств, что крики и грохот прекратились, что больше не падало хрипло кричащих фигур, что вокруг него лежали только беспорядочные, бесформенные массы распростертых тел, и ни одно из них не двигалось, а Филадельфия лежала вокруг него в густой, ужасной тишине той смерти, которую обещал Властелин Смерти!

НИКОГДА ВПОСЛЕДСТВИИ ХЬЮСТОН не мог ясно вспомнить те мгновения. Он смутно помнил, как шатаясь, в своем темном, неуклюжем костюме, бредет на восток по залитой солнцем улице, усеянной бесформенными грудами мертвецов. Он видел мертвецов в дверных проемах, окнах, видел мертвых монтеров, безжизненно висящих на столбах, словно висельники. Дорожный инспектор в синем одеянии, сгорбился на своем посту неподалеку. Все лежали молча и неподвижно под теплым полуденным солнцем. Хьюстону казалось, что тишина пульсирует в его мозгу гигантскими ударами молота. Он осознал это, когда достиг более широкой части Брод-стрит, шатаясь пошел по ней на север, то и дело перелезая через кучи трупов, наваленных между большими зданиями, застывшими в смертельном сне. Он запомнил, как перелез через огромную массу разбитых автомобилей, которые преграждали ему путь, но не мог вспомнить ничего больше, пока не пришел к осознанию того, что кто-то схватил его, энергично тряся за руку. Затем, когда туман ужаса рассеялся, он узнал Браунера, в защитном костюме и шлеме, и увидел, что Браун, Маккаллан и Депре с ним, и что по безмолвной улице ужасной смерти к ним неуверенно бежит Хэддон.

— Браунер! — хрипло крикнул Хьюстон. — Это — Властелин Смерти — голос Браунера, хоть и приглушенный шлемом,