Фантастика 2025-167 - Алекс Войтенко

class="p1">– Муля, ты эту роль скоморохов видел? Там нужно выйти, помахать руками, а потом упасть, красиво обвиснув. Ну, что это за роль для меня?! – она прикурила он конфорки и подошла к форточке.

Вера Алмазная и Нонна Душечка уважительно расступились и перестали щебетать.

– Так что, вы не справитесь? – простодушно спросил я.

– Муля, я могу так упасть и обвиснуть, что весь зал будет рыдать и верить! – заявила Фаина Георгиевна, – но ведь дело вовсе не в том! Этого мало!

– Там вроде ещё надо кликушествовать, – осторожно сказал я, смутно представляя, что это такое.

– Кликушествовать! – возмутилась Фаина Георгиевна. – Муля! Какой идиот это придумал?

– Лесков, – брякнул я на автомате, не подумав.

– Муля, Лесков – это великий писатель! Это Мастер Слова, но даже он не мог бы такое придумать! А обвисать и кликушествовать придумал Глориозов! Муля, Глориозов – бездарность и жалкий фальсификатор! Я отказываюсь принимать в этом участие!

С этими словами она сердито затушила недокуренную сигарету и ушла, чеканя шаг.

– Жаль, – расстроенно вздохнул я, – такие роли просветляют душу.

– Это же Раневская! – восторженно сообщила нам Нонна Душечка.

– Ну, ничего себе! – добавила Вера Алмазная и посмотрела на нас круглыми глазами.

– Так вы согласны сыграть эти роли? – спросил я, так сказать, по горячим следам.

– Угу, – задумчиво кивнули нимфы. Они всё ещё находились под впечатлением и хоть решения окончательно не приняли, но уже были податливы на любые уговоры.

– Теперь вы сами видите, что у вас есть шанс сыграть эту роль убедительно и прославиться на века, – замироточил я, пользуясь их податливостью. – Если получится увести отсюда Софрона, то у вас есть шанс выйти за рамки ресторанного кордебалета. Фаина Георгиевна лично увидит, восхитится вашим талантом и всё потом преотлично устроит.

Нонна Душечка и Вера Алмазная переглянулись. Они всё ещё находились где-то между восторгами и сомнениями.

И пока я думал, как их убедить, подбирал мотивационные речи и формулировал вдохновляющий пример, на кухню вышел Жасминов и сказал:

– Муля, я всю ночь думал над твоими словами. Слушал скрип дивана Пантелеймоновых и много думал. И я понял, что мне действительно надо жениться. Нужно только найти невесту… – и лицо его сегодня было не красное и распухшее, а, как раньше, импозантное и красивое.

Выпалив эту тираду, он развернулся и ушел. А мне захотелось проклясть его до седьмого колена.

Даже чёртов ледниковый период и то не нанёс такого ущерба мамонтам, как скотина Жасминов этой катастрофической фразой моему плану!

Нонна Душечка и Вера Алмазная опять переглянулись, и рыжая сказала, с придыханием:

– Это же сам Жасминов!

– И он хочет жениться! – задумчиво добавила блондинистая Вера. – Невесту ищет!

А потом они опять переглянулись, и я понял, что мой план позорно провалился, ещё даже не начавшись.

А вообще, это был первый нормальный выходной со времён моего попадания сюда. И я решил провести его с пользой. Мой товарищ Егор был тогда, в том ресторане, абсолютно прав, когда сказал, что я себя угробил работой и что мне следует хоть немного отдыхать. Ведь действительно, если бы я столько не пахал, может быть, я сидел бы сейчас не в загаженной коммуналке, а на своей персональной яхте.

Поэтому теперь я решил отдыхать полноценно. Пусть выходной здесь один-единственный за всю неделю, а на работе так и норовят заполнить его то субботником, то парад какой-то придумывают, то посещение культурных мероприятий организовывают, но нужно же и отдыхать.

Приняв такое конструктивное решение, я позавтракал кашей и сварил себе ароматного кофе. А потом с полной кружкой и книжкой о графе Монте-Кристо устроился на кровати с твёрдым намерением весь день только читать и ничего больше.

Но не успел я дочитать до того места, как храбрый Дантес выбрался из савана в бушующем океане, как в дверь постучали.

Опять двадцать пять! Да что же это такое!

Я отложил книгу, отставил чашку и поплёлся открывать.

На пороге появилась Дуся. И была она крайне озабочена:

– Муля! – воскликнула она встревоженным тоном, – а я на рынок ходила. Всё равно мимо иду, дай, думаю, тебе молочка занесу, свеженького, утрешнего. Я там у одной хозяйки покупаю. У неё корова жирное такое молоко даёт, как сливки.

Она отодвинула меня и прошла в комнату.

– А ещё я заодно и творожка купила. Модест Фёдорович любит по воскресеньям на полдник творожок кушать. Так я много взяла и тебе половину оставлю. И сметанку ещё вот. Тоже домашняя.

– С-спасибо, Дуся, – ошеломлённо от такой заботы пробормотал я, – сколько я тебе должен?

– Да ты что, Муля! – возмутилась Дуся, – на продукты деньги Модест Фёдорович даёт, а что он своему ребёнку кружку молочка пожалеет?

Я только глазами захлопал, а Дуся продолжила, выставляя на стол всё новые и новые баночки, кувшинчики и горшочки:

– А ещё тётя Тамара из Вербовки порося колола и из деревни привезла свежатину продавать. А я её сёдня на базаре и встретила. Так я взяла и тебе сальтисона тоже. С чесночком, всё как полагается, – она вытащила из сумки свёрток и оттуда по комнате пошёл такой чесночный дух, что у меня рот наполнился слюной. – И хлеба домашней выпечки я заодно у неё взяла. Ейная средняя невестка хорошо хлеб печёт. Даже у меня так не получается.

Следом на столе материализовался пышный каравай размером с колесо от трактора.

Дуся приговаривала и продолжала с видом фокусника-энтузиаста, который извлекает из цилиндра одного за другим целое стадо кроликов, выуживать из своей безразмерной сумки всё новые и новые продукты.

Наконец, оглядев заставленный в два ряда стол, она удовлетворённо вздохнула:

– Ну вот и ладненько. Еды у тебя есть маленько, до понедельника продержишься. А в понедельник я приду и принесу расстегаев с рыбой. И котлеток тебе пожарю. И картошки потушу, – она на секунду задумалась и покачала головой, – нет, тушенная картошка – это несерьёзно, я лучше картошку с мясом в горшочках запеку.

– Зачем столько? – пробормотал я, но Дуся услышала и крепко рассердилась:

– Ты, Муля, на себя погляди, исхудал весь. Куда это годится? Какая девка за тебя замуж пойдёт, подумай своей лысой башкой? Мужик справным должен быть! Чем справнее мужик, тем оно лучше. И он