Печать Мары: Пламя. Книга I - Дарья и Алексей Домбровские

дерева. Лезвие перерезало горло упырю. Силин снова поднял неожиданное оружие и рубанул еще раз. И еще! Силин с трудом держался на ногах, но опускал окровавленное лезвие вновь и вновь. Пока не перерубил позвонки, и голова Савелия с глухим звуком не упала на землю. Из рассеченных артерий полилась густая кровь. Черенок лопаты выпал из рук Силина, и он опустился на колено рядом с трупом, тяжело дыша. Вытер рукавом лицо, размазывая кровь. Свою и чужую.

Василь, наконец, справился с конем. Заставил его вначале остановиться, а потом развернуться и вернуться назад. Но подъехать к Силину Василь не смог. Конь под ним ярился, не хотел подходить к останкам упыря. Василь спешился. Быстро окинул испачканное кровью лицо Силина беспокойным взглядом. Видимых ран не было. Только огромная шишка над левым глазом и рассеченная бровь. Ерунда.

— Вставай, пан Николка — Василь легко подтолкнул Силина, — Поработать еще нужно. Много дел у нас.

Силин непонимающе посмотрел на него.

— Упокоить, приятеля твоего и …

Василь оглянулся на Савелия и осекся. Подошел к Силину и постучал его рукой по плечу.

— Давай, давай. Дело впереди небыстрое.

Силин кивнул головой. С трудом поднялся. Василь засунул голову упыря в седельный мешок. Когда хотел приторочить сочившийся кровью баул к седлу, его конь чуть не встал на дыбы. Василь с трудом успокоил его, но тот все равно беспокойно косил взглядом на страшную ношу. Силин и Василь вместе с большим трудом перекинули тело Савелия через седло. Василь взял лошадь за повод, развернул коня в сторону кладбища.

* * *

До кладбища шли в молчании. Василь решил пока не говорить Силину про пропажу Насти. В душе теплилась надежда, что к их возвращению она найдется. Хотя понимал, что надежда эта была слабая.

Остановились. Василь завел лошадь за ограду. Кузнец уже пришел в себя. Вместе с малым они грузили тело Данилку на телегу. Тот был жив, но так и не пришел в сознание. Занятые своим делом они не заметили приближение Силина и Василя. Первой почуяла упыря кобыла, стоящая под хомутом. Она нервно заходила, перебирая ногами, дернулась, толкнув оглоблями телегу назад. Кузнец обернулся. Малой, увидев Савелия без головы, заплакал. Отец хотел дать ему затрещину, но остановился. Пригладил головку, что-то шепнул на ухо разбитыми в кровь губами, мягко подтолкнул его.

— Давай.

Мальчик взял лошадь под уздцы и повел ее прочь от кладбища. Силин огляделся в поисках своей сабли. Приметил ее среди вытоптанной травы и бережно поднял с земли. Хотел вытереть испачканное кровью Савелия лезвие. Но тут же остановился и замер от удивления.

— Смотри!

Голос Силина стал хриплым. Он молча передал ему оружие, подошедшему Василю. Оба замерли пораженные. Василь держал саблю на вытянутых руках, чтобы Силину тоже было видно. Почерневшая кровь Савелия на их глазах уходила вглубь металла. Только там, где кровь попала на образ Богоматери она оставалась красной. Как будто она оплакивала несчастную загубленную душу Савелия.

— Упокой душу раба Твоего…

Силин хрипло произнес эти слова, с трудом двигая потрескавшимися, высохшими губами.

— Упокоим, пан Николка, упокоим, за это не переживай!

Глава 22: Per Christum Dominum

Василь отошел от Силина. Взял коня под уздцы и подвел его прямо к могиле Савелия. Примерился и столкнул труп вниз. Савелий упал, увлекая за собой струи земли. Подошел кузнец.

— Ты значит, упокоить его собрался?

Кузнец молча кивнул.

— А что у тебя есть?

Не успел кузнец ответить, как Василь заметил инструменты, по-прежнему разложенные на замызганной тряпке. Василь подошел к ней, присел на корточки. Взял в руки стальной костыль, повертел в руках, положил на место. Провел руками по кандалам, попробовал на остроту лезвие пилы.

— Так, так… Справно — встал, выпрямился, — ну что, давай?

Кузнец понуро стоял.

— Уволь, барин, сил нет. Не сдюжу. Больно силен он.

Кузнец закончил говорить и обернулся в сторону Силина, ища поддержки.

— Ну нет, так нет. Подсобишь тогда.

Василь сказал это легко, как будто был даже рад такому ответу. Скинул кафтан прямо на землю, быстро засучил рукава рубахи и спрыгнул в могилу.

— Кол подай мне. И молот.

Кузнец молча принес инструменты.

— Ну что, пан Савелий, зачинамы!

Он приставил кол к груди Савелия в районе сердца, занес молот и, примерившись, опустил его вниз. Последовал глухой удар. Кол пробил плоть и пронзил сердце упыря.

* * *

Крик эхом отбился от высокого потолка светелки Анны. Она закричала тяжело и надрывно. Так, как будто это ее сердце пронзил раскаленный стальной стержень! Мука исказила ее лицо. Она задышала часто, как выброшенная на берег рыба. Служанка без спроса вбежала в покой барыни. Увидела ее извивающееся от муки тело. Приблизилась и заметила искаженное гримасой боли лицо. Тут же ужасе отстранилась от нее.

— Барыня, барыня, — заверещала девка.

— Про-о-очь, — зарычала Анна как раненый зверь, — про-о-очь.

Девушка опрометью бросилась бежать и с грохотом захлопнула дверь в опочивальню. Анна рухнула на деревянный пол, как скошенные колосья надают под серпом. Стальной прут в груди провернулся и остановился. Потом удар. Тяжелый, проламывающий ребра. Такой, что сломанные осколки вонзаются в легкие, разрывая их на части. Так она узнала, что упырь и обращенный им человек, связанны не только кровью и темной жизнью, но и болью, и смертью.

Каждый вздох давался ей с трудом. Потом ее как будто перевернули, уткнув лицом в подушку. Так, что нечем было дышать. Но подушка была жесткая и твердая. И пахло от нее могильной землей. Ее руки заломились за спину. Острый нож подрезал ей жилы на руках и ногах. Руки и ноги заковали в узкие кандалы. Она уже не могла кричать, не могла плакать и звать на помощь. Ноги и руки не слушались ее. Боль, мучительная, обжигающая. Это все, что ей осталось. Она могла только стонать. Глухие, чуть слышные звуки слетали с ее посеревших губ. В голове, как набат, размалывая голову гулкими ударами, загремели слова на незнакомом языке:

— Exorcizamus te, omnis immundus spiritus…

Анна не знала этого языка, но понимала каждое слово. Каждый звук молитвы, как острый крючок, рвал ее плоть, сливаясь в одну бесконечную пытку.

— Изгоняем тебя, дух всякой нечистоты, всякая сила сатанинская, всякий посягатель адский враждебный, всякий легион, всякое собрание и секта диавольская, именем и добродетелью Господа нашего Иисуса…

Молитва продолжала терзать ее душу и плоть, как вдруг сквозь боль она почувствовала чье-то присутствие. Родное, знакомое.

— Изыди, сатана, измыслитель и хозяин всякой