Семеро по лавкам, или "попаданка" во вдову трактирщика - Алёна Цветкова

Я вздохнула. Он говорил не своими словами, копировал Трохима. Тот любил трясти кулаком перед носом у Олеси и кричать, что вот он где нас всех держит, и мы попляшем, если попытаемся хоть на капельку ослушаться его приказа.

— Или какой нибудь проходимец воткнёт в тебя нож, и ты умрёшь, так же как папа… Нельзя полагаться только на силу. Посмотри на Мишаню: он сильный, сильнее дяди Прошки, сильнее твоего папы, но он всего лишь вышибала. А у твоего отца был трактир… Знаешь почему?

— Почему? — всхлипнул Егорка.

— Потому что твой папка, хотя и махал кулаками налево и направо, понимал: сила — не главное. Гораздо лучше договариваться. — И прежде чем сын возразил, добавила с весёлой усмешкой: — Вот представь: если бы папка не заплатил за мясо, а поколотил мясника, разве мясник в следующий раз привёз бы нам мясо? Или молочник — молоко?

— Не привёз бы, — он немного успокоился и уже не рыдал, хотя по прежнему лежал ничком на старой соломе.

Я осторожно потянула его к себе. Он поддался и поднялся, чтобы угодить в мои объятия.

— Ну вот видишь. Значит, сила — не самое главное. Гораздо лучше договариваться. Давай договоримся: я побуду главной, а когда ты вырастешь, трактир достанется тебе, как хотел папа. Хорошо?

Егорка прижался ко мне и замер, уткнувшись в подмышку. Я не сразу поняла, что он говорит. Только когда переспросила, он на миг повернул ко мне заплаканное лицо и выпалил:

— Но ты же баба!

Можно было начать убеждать сына, что баба тоже человек, но я решила пойти другим путём и сыграть на авторитете отца.

— Но это не помешало твоему отцу договориться со мной и соблюдать эту договорённость…

— Договориться? — он снова выглянул из под мышки. — С тобой? О чём?!

— О том, что мы муж и жена, — я отвела прядку волос со лба и ласково провела по горячей, опухшей от слёз щеке сына. — Что у нас будут дети, много детей. И что он будет заботиться обо мне и о вас.

Он на миг задумался и выдал:

— Но почему тогда…

Не договорил, замолк, но я поняла, о чём он: почему тогда отец колотил нас почём зря; почему сёстры недоедали; почему всё было так ужасно…

Я ответила так честно, как только могла:

— Потому что, когда я вышла замуж за твоего отца, я была очень молодая и глупая. И вместо того, чтобы тоже поставить свои условия, которые твой отец непременно соблюдал бы, просто согласилась на то, что предложил он. Мне не сладко жилось с мачехой, и я больше всего на свете мечтала сбежать из дома. Не думала о будущем дальше этого побега…

— А мы с тобой, — резко перевёл разговор сын, — о чём будем договариваться?!

— Мы с тобой договоримся, что я буду управлять трактиром, а ты будешь меня слушаться. Хорошо?

Сын на миг задумался и вздохнул:

— Но ты же баба! А я мужик. И значит, я главный!

«Вот, блин, на колу мочало — начинай сначала…» — тяжело вздохнула я.

— Хорошо. Ты главный. А теперь скажи, главный Егорка: ты знаешь, как держать трактир? Как договариваться с мясником и молочником? Сколько покупать пива? Когда латать крышу, а когда чистить печь на кухне? Знаешь?

Он отрицательно мотнул головой и опустил плечи.

— Вот то то и оно… Чтобы быть главным, тебе надо немного подрасти и многому научиться.

— А ты знаешь? — поднял на меня взгляд Егорка.

Я уверенно кивнула. Он на миг задумался и снова повторил, но теперь в его голосе слышалось отчаяние:

— Но ты же баба! Надо, чтобы ты вышла замуж за дядю Прошку!

— И тогда у нас с дядей Прошкой родится свой сын, — попробовала я зайти с другой стороны. — И он будет любить не тебя и гордиться не тобой, а своим сыном. А когда мальчик вырастет, именно он станет здесь главным. А не ты…

— Почему это?! — нахмурился Егорка. — Это папин трактир.

— Потому что трактир тогда станет дядей Прошкиным, — терпеливо объяснила я. — И у него будет свой наследник. Вот так то, Егорушка. Поэтому я и отказала дяде Прошке. Ведь этот трактир — твой. И когда ты вырастешь, станешь здесь главным.

Он кивнул, лицо мгновенно посветлело. Такой исход ему явно понравился.

— Так как, — напомнила я о главном, — мы с тобой договорились? Я управляю трактиром, ты меня слушаешься, а когда вырастешь, получишь своё наследство целым и невредимым. Идёт?

— Идёт, — кивнул Егорка и обнял меня. — Мам, но если что, ты говори мне… Я же мужик…

— Договорились, — я постаралась спрятать улыбку, чтобы Егорка не понял, как забавно звучит его «Я же мужик».

Из конюшни мы вышли вместе. Мир между нами был заключён, и договорённости соблюдались обеими сторонами в полной мере. Хотя первое время Егорка иногда забывался и начинал грозить сёстрам кулаками. Тогда мне приходилось напоминать ему о новых правилах.

Глава 3

Егорка принёс из чулана постельное бельё. Не совсем новое, конечно, скорее очень старое. Оно много лет пролежало в сундуке, заботливо переложенное полынью от моли, в ожидании своего часа.

Трохим купил трактир почти тридцать лет назад у старухи солдатки. Детей у неё не было, а сама она уже не справлялась.

И вот что интересно: Олеся, да и все остальные, всегда считали, что Трохим практически спас это заведение от разорения. Но стопка простыней из самотканого льна переворачивала всё с ног на голову. Очень странно, что в якобы процветающем трактире гости спали на голых тюфяках, а в разоренном — на простынях, пусть и довольно грубых.

Я сделала мысленную зарубку: спросить у Авдотьи о прошлом. Она ещё должна помнить.

А пока постелила новые простыни, пахнувшие полынной старостью, уложила детей и легла сама. За окном уже стемнело. Я страшно устала, мышцы ныли от напряжения. Зато в избе теперь царила чистота и порядок: все дети были выкупаны, а грязная одежда выстирана и развешана на верёвке во дворе.

Девочки никак не могли угомониться: шушукались и вздыхали. Для них спать на отцовской кровати, на старой перине, казалось почти райским удовольствием.

Егорка, правда, пытался занять место отца, но одного моего взгляда хватило, чтобы он отступил и полез на полати, надувшись, как мышь на крупу.

Заснула я быстро, едва успев мысленно пробежаться по пунктам плана на завтра: хорошенько осмотреть трактир; сделать ревизию