Семеро по лавкам, или "попаданка" во вдову трактирщика - Алёна Цветкова

Егорка сказал, что у отца были деньги, но где именно они хранились, сын не знал. Значит, я во что бы то ни стало должна найти заначку Трохима. Без денег мне придётся тяжко. Если уж в доме было так грязно, значит, и в трактире не лучше.

— Олеся! — меня опять разбудил громкий шёпот Авдотьи.

На миг даже показалось, что весь прошлый день мне приснился и я снова открыла глаза во вчерашнем утре. Но нет, вокруг царила ночь.

— Что случилось? — вскочила я. — Что то с детьми?!

— Нет, — Авдотья мотнула головой, — обоз приехал…

— Какой ещё обоз? — не сразу поняла я.

— Ну дак… купеческий… Ось у них сломалась по дороге, вот и тащились весь день. Только только до нас добрались. Разместить надобно. И накормить.

Я мысленно застонала. По ощущениям, я только только заснула. Мышцы ещё даже не расслабились, и каждое движение давалось с болью. Но и упускать клиентов было бы глупо: целые обозы у нас останавливаются очень редко.

— Хорошо, — прошептала я, — иду…

Авдотья кивнула и стремительно выскочила из избы. Я кое как натянула платье и добрела до стола с закрытыми глазами. Там лежали ключи от чулана, которые я забрала у Егорки. В окно, сквозь толстое полупрозрачное стекло, светила луна. Я зевнула, прикрывая рот ладонью, и огляделась. Дети спали.

На цыпочках, чтобы никого не разбудить, вышла на крыльцо. Тёмное небо, обильно усыпанное светлячками звёзд, казалось глубокой, опрокинутой над миром чашей. Лёгкий свежий ветерок залез под подол, вызывая мурашки от ночной прохлады. Я поёжилась и глубоко вдохнула, наполняя лёгкие воздухом. Одуряюще пахло ночной фиалкой. Её сладкий аромат обволакивал и шептал на ухо: «Спи… Спи…»

И я бы заснула, если бы не увидела, как во двор неторопливо въезжает вереница больших гружёных телег. Возчики негромко переговаривались, выстраивая телеги во дворе аккуратными рядами.

— Госпожа! — громкий резкий голос, раздавшийся снизу, заставил меня вздрогнуть.

Перед крыльцом, освещённый мертвенно бледным светом луны, стоял молодой купец.

— Мои люди проголодались и очень устали. Я прошу вас поторопиться.

— Да да, — кивнула я ему и сбежала со ступенек. — Конечно. Сейчас всё устроим в лучшем виде. Авдотья разогреет похлёбку, а я приготовлю комнаты. Сколько у вас людей?

Купец фыркнул:

— Четырнадцать… Но мои люди будут спать в обозе. Комната нужна только мне и моему отцу. Можно одну, главное, чтобы кроватей было две.

Не так я представляла себе первый рабочий день в трактире и первых гостей. Я то думала, у меня будет время осмотреться, изучить всё как следует. Но вышло иначе. Пришлось довериться памяти Олеси и подняться на второй этаж.

Третья дверь от лестницы — комната с двумя спальными местами. Я заглянула внутрь: вместо кроватей были нары, сколоченные из грубых досок по обе стороны двери, на которых лежали старые шкуры с круглыми пятнами залысин. Даже при тусклом свете луны, пробивающемся через давно немытое окно, было видно, как здесь неуютно. А ещё запах… Знакомый до боли запах грязного жилища.

— М да, ну и дыра, — купец, следовавший за мной по пятам, заглянул через плечо. — Что же вы, хозяюшка, трактир до такого свинства довели? Знал бы, какие тут у вас «хоромы», лучше бы в лесу заночевали.

Хорошо, что было темно. После его слов щёки вспыхнули огнём, в мочках ушей застучало сердце, а мне захотелось провалиться сквозь землю. Давно я не испытывала такого стыда. Пожалуй, даже никогда. Всё же я была весьма циничной дамой. В банке меня за глаза называли безжалостной стервой.

Но сейчас я чувствовала себя как школьница, которую поймали в туалете с сигаретой. В голове шумело, а все мысли мгновенно выветрились. И вместо того, чтобы отбрить наглого купца, я начала оправдываться:

— Это трактир моего мужа. Его убили третьего дня. Я ещё не успела навести здесь порядок…

Купец насмешливо фыркнул, вызывая во мне новую волну смущения. Вошёл в комнату, подвинув меня плечом, огляделся и сказал:

— Ну, раз ничего лучше нет, то поспим здесь. — Поднял на меня взгляд, полный пренебрежения, и спросил: — А накормить то ты меня и моих людей сможешь?! Или тоже не успела?

Ещё никогда в жизни я не хотела иметь способность растворяться в воздухе без следа. Но, увы, пришлось пробормотать что то вроде «не переживайте, всё в порядке» и помчаться на кухню, надеясь, что похлёбки, которую Авдотья готовила утром, хватит на всех.

А там всполошённая Авдотья носилась между столами и печкой, освещёнными парой толстых восковых свечей, как курица с отрубленной головой, и гремела пустыми сковородками.

— Авдотья, — окликнула я её, — а похлёбки на всех хватит?

Лучше бы я не спрашивала. Старуха остановилась посреди кухни, всплеснула руками и плаксиво заявила:

— Да откуда ж хватит то?! Дети всё подчистую выгребли. Ничего не осталось! И продуктов то совсем ничего. Мясо да молоко же не привозили уж сколько дней! Совсем хладник пустой!

Я шёпотом выругалась. Вот же пакость какая! Знала бы, что сегодня ночью обоз явится, так лучше бы трактиром занялась. Дом то никуда не убежит, а вот такой большой обоз в нашем трактире — большая редкость. Если упустим, локти кусать будем. Это, считай, выручка за половину месяца, не меньше.

— Ничего, — поспешила успокоить Авдотью и вселить в неё уверенность, которую сама не чувствовала, — справимся. Давай, неси всё, что есть.

— Дак нет ничего! — ответила она, но тем не менее принялась вытаскивать на длинный стол, идущий вдоль всей стены, остатки продуктов.

И правда, негусто: большая крынка литров на десять простокваши; десятка два яиц; наполовину обрезанный свиной окорок; несколько морковин; с полведра некрупных картофелин; горшок старой квашеной капусты; немного муки на дне мешка; три больших каравая хлеба; полголовки подсохшего сыра.

Человека на три четыре можно приготовить обед, но на четырнадцать этого точно не хватит. А нам их ещё и завтраком кормить.

— Утром то можно блины спечь, — словно отвечая на мой вопрос, всхлипнула расстроенная Авдотья. — А вот что на щас сготовить, ума не приложу. Хоть, как свиньям, крапиву рви да вари… Её то у нас вон сколько, весь огород зарос, на всех хватило бы.

Я кивнула. Щи из крапивы — это выход. Вот только сейчас не весна, а почти середина лета, крапива грубая, жёсткая. Но вдруг…

Из памяти Олеси я знала: в низинке у ручья, что протекал по краю наших земельных владений, в изобилии росла кислинка, так моя деревенская прабабушка называла щавель.

— Будем готовить щи с щавелем, — решила я.

— С чем?! — ахнула Авдотья.

— Кислинкой, — поправилась