Один ленивый мальчик - Александр Бельский

Царь не забывал ничего и никогда. Жизнь Большого Дома и Великих врат — Большая тайна и Великая опасность. В дни праздников и соревнований многие царевичи и их матери перестали быть. Как кончились их дни, был ли тайный суд или их жизням был просто положен предел по велению Молодого Бога — не знаю. Но тогда Сады Услад, дворцовые палаты, где размещался гарем, опустели и наполнились ужасом. Жёны Великого, к которым Великий наиболее охладел после смерти прежнего наследника и вызывавшие наибольшее раздражение у матери молодого царя, Меритра-Хатшепсут, совершенно точно были задушены, задушены, ибо нельзя проливать священную кровь, и похоронены в тайном месте. Царевны и царевичи, и их дети, даже младенцы — тоже.

Глоссарий в порядке появления слов в тексте:

Великая Десятка — наиболее значимые чиновники Куша и Вавата.

Великое Зелёное — море.

Нахарина — другое название Миттани, северной Сирии.

Джахи — Финикия.

Фенху — Палестина.

Зехер — область южнее Библа и Тира.

Генеунтиу и Кенемтиу — пустыня к востоку от Нила в районе дельты.

Арса — Крит.

Кефтиу — Кипр.

Глава 23

Глава 23.

Я не знаю, принимал ли молодой бог личное участие в казни. Даже если и принимал — кто я, чтобы судить о его делах? Ему досталась нелегкая доля — быть сыном великого отца. К тому же он родился тогда, когда его венценосный отец уже мог по возрасту быть его дедом. Смерть наследника престола и боязнь потерять нового Великого царского сына не привели к тому, что Великий излишне баловал последнего — он был воистину велик и мудр! Но, невзирая на возраст, царь проводил полгода в воинских походах, вдали от Высоких врат. Всё же он успел воспитать истинного мужчину и воина, возможно, более великого, чем он сам. Воина. И даже командира и полководца. Но не успел — военачальника и государя. О, армия обожала молодого царя — тот был страшен врагам и ласков — к солдатам. Он был свой, он был — первый воин. Он был даже величайший воин Двух земель. Отличный командир отряда, даже большого. Но — да не сочтут боги это за святотатство! — весьма средний главнокомандующий и я уж совсем воздержусь от его оценки как царя.

Величайший, самый прославленный победитель, полководец и военачальник, в первую голову был строитель и созидатель. Вернувшись из боевых походов, он за полгода успевал объехать все свои стройки и проверить — как они продвигаются и всё ли идет в соответствии с его планом и предначертанием. А строил он много. Храмы по всему Хапи, от Дельты до четвертого порога, в самой дали Куша, города вокруг них, и дороги между ними, обелиски и монументы при них. Но это всё, при всём величии и размахе, было мелочью. Он строил страну, великую, величайшую. Он сотворил её из того, что было у него в руке — диких маджаев, своенравных нехсиу, непокорных сирийцев, не забывших ещё, как они были царями севера истинной земли. Он сплетал из них всех единый и могучий народ, огромную страну от четвертого порога до великой перевёрнутой реки. Он успевал предотвратить бунты и заронить общность, понимание одной великой державы и одной великой судьбы. Жизнь всех колен и племен под рукой его украсилась. Все познали пользу единства, дороги стали легки и безопасны, товары и мысли проникали из края в край.

И в Джахи, и в Фенхи забыли про голод, ибо всегда, в самый засушливый год был хлеб из Та-Кем, и скот вновь стало можно гнать в сухой сезон на выпас в дельту Хапи. А в Чёрной земле было теперь изобилие кедра, и в саду храма Амона произрастали неведомые растения из чужедальних стран. Мы привыкали к грушам, дыням и гранатам, и к нежной мягкости тончайших финикийских тканей, красоте золотых и серебряных сосудов прекраснейшей работы, вышедших из искусных рук тирского ремесленника или из мастерских отдаленных чужедальних стран Малой Азии, Кипра, Крита и островов в Великом Зелёном. Роскошные украшения из резной слоновой кости, тонко выложенные чёрным деревом колесницы, окованные золотом и сплавом золота и серебра, и бронзовые орудия войны — всё приезжало сюда как дань либо товар; кроме того — чу́дные лошади для конюшен фараона и неисчислимое количество наилучшего, что производили поля, сады, виноградники, огороды и пажити Азии.

Мы привыкли к пиву из Кеде, Вавилонии, и хлебу Келешет из Камха, и к вину из Хару, получали самое хорошее растительное масло из Эрсы, Хеты, Сангара, Эмура, Техесы и Нахарины. Лучший инжир поступал из Хару, и он успевал добраться вплоть до Абу прежде того, как испортится. Золото Куша доходило до Великой перевёрнутой реки, белые льняные ткани учились носить в Тире и Сидоне. Люди привыкали быть одной страной, и эта страна нарастала с каждым днем могучей мышцей на едином скелете из дорог, городов и служб царя. Но — величайший не успел, и, взойдя на горизонт миллиона лет, он ещё не сплавил народы в единый слиток и не сковал страну воедино.

И при Величайшем тоже бывали бунты. Но он мудростью своею делал с их помощью страну лишь крепче, словно они были молот в его руках искусного кузнеца — он проковывал страну, удаляя шлак из поковки, деловито и без злости. Не то был новый царь. Он тоже любил усмирять бунты, но по сравнению с отцом был слишком быстр, слишком свиреп и резок в решениях. Он боялся показаться мягким, ибо думал — подданные примут это за слабость. Он боялся быть милосердным. Молодость безжалостна и тороплива. Боясь показаться слабым, он старался быть даже жёстче, чем был, а мягкости в нем было и так не много. Он считал, что твёрдый — значит прочный.

Усерсатет поначалу очень желал воспоследовать за повелителем на подавление бунта в Кенемтиу, ибо сопровождающий царя в мирное время — это намного меньше, чем его спутник и оруженосец на поле битвы. Что до Генеунтиу — князь не верил, что это был бунт, а не просто смута и волнения, и что Первый Генентиу виновен в этом. Однако же правителя казнили со всей семьёй и ещё другими, обвинёнными в измене и мятеже. И были казнены также и многие, кто не колебался в верности своей Великому дому. Но они имели несчастье жить и быть заметными в возмутившихся краях. Князь Юга, безусловно, не оспаривал