Повелитель корней - Михаил Алексеевич Ланцов

оружие, выполненное из тигельного железа, который в Рим отгружал сам Берослав. Видимо. Потому что материал очень узнаваемый. Только ковали клинки люди не в пример опытнее и искуснее, чем сам рег. Да и украшали, не жалея ничего. Та же рукоять спаты была изготовлена из резной слоновой кости, да усыпана самоцветами. По-варварски. Из-за чего таким оружием почти невозможно было пользоваться. Но статус — да, оно поднимало невероятно. Во всяком случае, в глазах окружающих. Вон как глазки у всех вспыхнули, когда Берославу протянули, достав из сундучка, этот клинок. Впрочем, эти люди ахали и охали каждый раз.

Под конец сенатор вручил регу перстень с руки император и торжественно поднес маленькую золотую статуэтку орла, на жердочке которого четко читалась надпись: «Legio XXXI Ursina».

— И как это понимать? Что это?

— Легионный орел.

— Но зачем он мне?

— Сенат дарует тебе право собрать легион, легат. Вот грамота об этом. — протянул он еще одну тубу, которую уже привычно забрал Рудомир.

Берослав пару раз моргнул и крайне озадаченно уставился на сенатора. Борясь с желанием этим же орлом и проломить ему голову. Нечаянно.

Ведь отказаться от такого подарка было нельзя, принимать тоже…

Примешь? Признаешь здесь, в Берграде власть Рима. Понятно — условную. Но лиха беда начало. И местные рано или поздно поймут, что произошло. Хотя пока вон — улыбаются и «клювами щелкают».

Откажешься? Нанесешь несмываемое оскорбление. Ведь в глазах Сената они оказывали великую честь «какому-то варвару», а он им плюнул в душу. Рим же сейчас ни с кем не воевал. На парфянской границе было тихо, на германской тоже. Так что, Марк Аврелий под давлением Сената мог сюда, к Берграду, и парочку легионов прислать.

Ну а что? Чем черт не шутит?

И никто ему на помощь не придет. Сарматам и самим Берослав поперек горла, да и германцы помнят недавний разгром. Так что те, и другие скорее римлянам помогать станут, чем ему.

Но это только первый слой проблемы. Если же копнуть глубже, то всплывали и другие проблемы. Дело в том, что легат мог быть представителем только сенатского сословия, а род Furius к ним не относился. Такое же назначение его туда переводило, что должно было, без всякого сомнения, вызвать широкое раздражение многих офицеров и легатов.

Хуже того — по римским меркам Берослав даже толком и не служил. В центурионах проходил всего три года и раз, минуя все ступени, перепрыгнул в легаты. Да, такое порой случалось. Однако подобный шаг только усугублял ситуацию — для всех элит Рима он становился везучей выскочкой, раздражающей и проблемной.

Для своих же…

Пока ничего, но вот позже…

Иными словами, Марк Аврелий от щедрот своих отсыпал ему целый ворох тяжелых и долгоиграющих проблем как здесь — на Днепре, так и в Риме. И сделал это так, что Берослав должен был принимать радостно и с улыбкой. Дабы избежать бед куда больших.

— Это очень почтенная награда, но я ее недостоин. — наконец выдавил из себя Берослав, с трудом сдерживая эмоции, отчего его голос слегка дрожал. — Я лишь недавно получил гражданство и мало проходил в центурионах.

— Сенат считает, что ты уже достаточно послужил и достоин этой награды. — с едва заметной усмешкой в глазах возразил сенатор.

— Мне льстит такая честь, оказанная мне Сенатом. Но… даже если бы я хотел, то не имею никакой возможности набрать и подготовить полноценный легион. Я и тысячу человек для похода с великим трудом собрал, да и то — лишь на время. Слишком мало людей и слишком скудна их жизнь.

— В Сенате это понимают и решили позволить тебе самому определять: сколько людей держать в легионе, как их вооружать, упражнять и использовать. Можешь держать сотню — держи сотню. Сенат же со своей стороны будет выплачивать жалование тому количеству воинов, какое будет состоять в твоем легионе.

— Жалование? — удивился рег.

— Конечно. Ну а как иначе? Сенат платить жалование всем своим легионерам, центурионам, легатам и прочим.

Берослав с трудом сдержался от возгласа:

— Сволочи!

Выдавил вместо этого:

— Отрадно слышать…

Хотя… а чего он хотел?

Сенатор знал, куда едет и прекрасно понимал, чего предложить варварам. Вон — все присутствующие в зале местные прямо оживились.

Годовое жалование римского легионера в 171 году было эквивалентно примерно тонне зерна. Которым его вполне могли и выплачивать, завозя дешевое из Египта. И это было прилично. Очень прилично. В былые годы не у каждой местной семьи столько оставалось после выплаты дани роксоланам и покупок соли.

А тут считай бесплатно, за то, что они служат своему регу.

Мана небесная, не иначе!

Никто из них не понимал, что Сенат Рима тупо их покупал. Не совсем в лоб, конечно, но сути это не меняло. Их брали в оборот красивым, но, в общем-то, мерзким образом. В чем-то даже изящно…

Прием закончился.

Накрыли столы.

Началась гулянка. Стихийная. Скромная. Для жителей города решили празднества организовать чуть позже, так как не успевали раздобыть мясо и рыбу в должном количестве. Хорошо хоть вина хватало — два корабля из двадцати семи оказались им забиты под завязку…

— Что же вы творите? — тихо спросил Берослав у Маркуса.

— Такие дары, а ты, я погляжу, недоволен.

— Дары… — фыркнул он. — Вы все не оставляете попыток выманить меня отсюда?

— Не понимаю, чего ты так опасаешься?

— Хочу быть поближе к кухне и подальше от императора. Так жить спокойнее и сытнее.

— Ты думаешь, что я тебе поверю? — смешливо хрюкнул Маркус.

— Не правдоподобно звучит?

— Совсем.

— Ну ладно. Пусть так. Вы меня тянете в эту насквозь гнилую игру. Но их то зачем втравливаете? Они же совсем дикие! Они даже не поняли всей этой нехитрой разводки!

— Нехитрой? — переспросил, сенатор, который оказался внезапно совсем рядом.

— Все слишком в лоб. Цугцванг такое называется. Ситуация, при которой любой ход ведет к ухудшению положения.

Сенатор мягко улыбнулся.

— Скажете не так? Или предпочитаете называть это золотой клеткой?

— Отчего же клеткой? Ты входишь в элиту нашей державы, многое для нее сделав. Но есть правила. И чем-то придется поступиться.

— Конечно… — покивал Берослав. — Ты сам-то в это веришь?

Сенатор промолчал, сохранив невозмутимое выражение лица.

— Ты зря переживаешь, — произнес Маркус.

— Зря… конечно, зря. Свой среди чужих,