Гений автопрома - Анатолий Евгеньевич Матвиенко

Весь Сенегал — один сплошной скоростной доп. И Цыганков внял нашим молитвам, разрешил оторваться от грузовиков.

Если кому-то что-то рассказывал о кошмарном преодолении пустыни в Мавритании — забыть! Гонка наперегонки со смертью по Сенегалу превзошла её. Четыре УАЗа с тойотовским сердцем, без стенограммы-легенды, с одной только картой без привязки к визуальным ориентирам, неслись в погоню за «порше», «рено» и оставшейся паре французских «нив», не считая нескольких внекомандных индивидуалов. У лидеров на «порше» более 5 часов форы!

В нашей категории отвалилось более 60% участников, высадившихся в Алжире.

Прыжок-трамплин… С полным неведением, что будет по приземлении — дерево, скала, ров, река, колодец. Проходы с заносом по совершенно непонятным дорогам, где ни за что не угадать, какая картина откроется при выходе из виража. Мы с Велло неслись, само собой, первыми. Не имея возможности ничего ему подсказать, я бубнел в эфир об увиденном, чтоб Брундза, Русских и Геныч знали, что им предстоит.

Спасибо, где-то через час после старта впереди погнал вертолёт, Цыганков с воздуха сообщал много полезного, но топливо выгорело, пилот повёл их на заправку, а мы остались вчетвером в сгущающихся сумерках, прорезаемых светом «люстр», отчего стена пыли казалась светящейся ареной рок-концерта.

Велло едва не зацепил корму лежащего на боку «рено», я заорал задним о препятствии. Остановиться помочь? Сзади идёт кавалерия из восьми грузовиков. Как говорила служанка Кэти в «Трёх мушкетёрах», в любви каждый за себя. В эту ночь в Сенегале — тоже. Даже поломка УАЗа не остановила бы три других экипажа. Ждать техничку, остальные — вперёд-вперёд-вперёд!

За километр до финиша, раскрутив мотор до звона, Велло сцепился с «геликом», успев мне бросить:

— Если сожгу двигун, дотолкаем руками.

Быстрее сдох хвалёный мерседесовский, из под капота повалил даже не дым — пламя. В зеркало заднего вида успел рассмотреть, как оба пилота выпрыгнули, принялись тушить… Им точно придётся толкать, не сходить же с дистанции на последних сотнях метров.

Впереди нас финишировал только «порше».

Когда мы отдохнули, приняли душ, и началась последняя пресс-конференция, я намылился вообще сдриснуть. Но у нас с Велло — второе в индивидуальном зачёте, командное первое, куда ещё бежать.

С облегчением и тревогой увидел Кретьена. С облегчением, потому что воображение рисовало его холодеющий труп с КГБшной пулей в голове. Беспокоился, потому что ждал очередных каверзных вопросов. Но француз не задал ни единого. Что с ним сделал «татарский механик», понятия не имею и не хочу знать.

С борта судна, взявшего курс на Одессу с заходом в Неаполь, позволили отбить телеграммы домой. Я отправил одну — жене, она сообщит папе, маме, Машке. Да и Мариночка уже многое понимает.

Но пониманию самой Валентины я поразился — в очередной раз. Без лишних слов кивнула, не возражая против моей поездки. «Значит, для тебя это важно». Бриллиант, а не женщина!

Волнуется, ждёт. Наверняка отобьёт ответное послание. Как хорошо, когда дома ждут, и туда приятно вернуться.

Невольно припомнил типа, сиганувшего в иллюминатор у берегов Италии, чтоб стать невозвращенцем. Даже если у него всё сложилось удачно, он потерял куда больше, чем приобрёл.

На судне помыл отросшие волосы и снова покрасил. Велло, созерцая мои манипуляции со своей койки в каюте, только хмыкнул:

— Если бы ты ещё научился говорить по-эстонски, цены бы не было твоей конспирации.

— Кстати, идея. В Италии на стоянке наверняка на борт прорвутся журналисты. Как ты думаешь, если я, пользуясь случаем, попрошу через эфир итальянского телевидения передать привет домой на «родном» языке?

— Хорошая мысль. Заучивай: «Keri persse, lohakas! Kaox ära!»

— Кери перссе, лохакас! Каоx ара! — я повторил очень старательно, но совершенно не удовлетворил Велло, он полировал со мной каждый звук до порта, убеждая, что какое-то количество знающих эстонский язык наверняка найдётся в Европе и уловит фальшь.

Перед телекамерами я старался до умопомрачения, когда завил, что хочу обратиться к родным по-эстонски, можно? И выдал стократно отрепетированное:

— Кери перссе, лохакас! Каоx ара!

Оператор снял, журналист-телевизионщик одобрительно кивнул, получилось вполне атмосферно, журналисты газет старательно записали спич на свои магнитофоны, после чего меня отпустили с миром, а внимание переключилось на Брундзу и Ыунпуу, Стасис гундел что-то пристойно серьёзное, а Велло нёс околёсицу и, похоже, едва сдерживался, чтоб не заржать.

В каюте я взял его на болевой и передавил шею, просветив, что таким приёмом одного слишком смелого в швейцарской гостинице отправил на тот свет.

— Колись, что означает «кери перссе, лохакас, каоx ара»?

— Ты послал их всех в жопу… Отпусти, больно!

— А так?

Прижал, но не стал его давить до посинения, самому смешно. Знал же, что этот гад — приколист, как додумался ему довериться?

Велло растёр шею. Проверил — на месте ли кадык.

— Не дрейфь. При твоём произношении всё равно никто ничего не понял.

Дальше тоже было весело. Все водители и штурманы, прошедшие Париж-Дакар, получили кучу плюшек, в том числе спортивные звания, в числе награждённых значился и Яакко Туманен 1952 года рождения, не выезжавший из СССР, но урвавший кандидата в мастера спорта на халяву.

Не жалко. О присвоении мне заслуженного мастера спорта СССР ни «Советский Спорт», ни другая центральная пресса не писали. Как и моём участии в чемпионате Москвы по художественному мордобою, боевые искусства по-прежнему оставались в стране несколько для служебного пользования, зато участники в моей весовой категории получили право гордиться: наваляли заслуженному мастеру спорта!

А в целом 1984 год отметился с самого начала триумфом «руслана» и жестокой завистью чиновников от средней руки до первых секретарей ЦК, чьи регионы не выделяли средств на разработку машины. Два десятка экземпляров в феврале ушло в ЦК КПСС и Совмин, породив моду у членов Политбюро ездить не на заднем сиденье «членовозов», а на переднем «руслана», некоторые даже за рулём — в своё удовольствие. Мы срочно вносили изменения по ходу дела, в частности, установили кондиционеры, о которых руководители южных республик, привычные к «волгам», на этапе проектирования даже не заикались. Алиев распорядился открыть в Баку в дополнение к стационарным сборочную линию автомобильных кондиционеров — для «руслана» и «лейлы».

К середине года под Кировобадом начался, наконец, серийный выпуск «аскеров», а по Азербайджану рассекали «лейлы» из опытной партии, вызвавшие восторг не менее чем представительский седан. К присвоению звания Героя Социалистического Труда за разработку этих