Выбор - Мария Андреевна Чащина

медленно текла тёмная кровь. Всё ещё неровно дыша, я откинула пистолет и подошла к убитым. Запах крови сильно мешал, но я нашла того человека, от которого пахло так же, как и от Волчары. Но эти двое даже внешне не были похожи. Видимо, проект «Нефелим» уничтожен, но некоторые его… продукты ещё живы. Надо будет рассказать Сайринату, раз Анрили пока нет.

Я лёгким шагом двинулась по направлению к Логову. Хотелось петь, танцевать и делать глупости, словно я была пьяна. Мне было удивительно легко и хорошо, солнце весело играло на осенних листьях, и жизнь была прекрасна! Правда, память подсказывала, что может быть и лучше, но всё равно я была очень довольна, словно сбылась моя давняя мечта.

— Можем идти спокойно. Погони больше нет, — сообщила я Николаю и его родителям, танцующей походкой приближаясь к ним.

— И поэтому ты такая довольная? — подозрительно осведомился Николай.

— Ага!

— Мне бы хотелось задать Вам несколько вопросов… — начал Макар.

— Потом! Всё потом! Разве это так важно?

— Ну, э-э-э…

— Прекрасно! Тогда давайте наслаждаться прогулкой. Осень в этом году просто замечательная, правда?

— Хм… да, конечно. Осень просто великолепная.

Я намеренно шла чуть впереди, чтобы не вслушиваться в тихий разговор людей, который, к слову, не продлился долго. Мне хотелось удержать это удивительное ощущение лёгкости, я что-то напевала и наслаждалась пейзажем. Ближе к Логову моё радостное настроение пошло на спад, но всё равно я была очень довольной.

Вечерело, и стало заметно холоднее. К счастью, нам удалось добраться до Логова раньше, чем совсем стемнело. Мне-то, в общем, было всё равно, но вот людям было бы тяжело идти.

— Сюда, — сказала я, указывая на открывшийся тоннель.

Когда родители Николая спустились, молодой человек подошёл ко мне и полушёпотом спросил:

— Послушай, а ящеры умеют стирать память?

— Насколько я знаю, да, а зачем?

— Понимаешь, я ещё не знаю, как мама с папой на всё это отреагируют. Я обещал рассказать обо всём, когда мы будем в безопасности.

— Понятно, — ответила я и полезла вниз.

— Лина…

— Аля, — поправила я. Так Алиса сократила моё новое имя, поняв, что не сможет правильно выговорить полную форму.

Мы вчетвером прошли дезинфекцию и оказались в коридоре технической зоны. Родители Николая, не отрываясь, смотрели на невозмутимых стражей.

— Аля… — снова попытался обратиться ко мне молодой человек.

— Ты им всё расскажешь. Сейчас же, — сказала я. — И чем ты на самом деле занимался, и что это за место, и кто я такая!

Поскольку я постепенно повышала голос, отец Николая расслышал мои последние слова и переспросил:

— Да, кстати, кто Вы такая?

От этого вопроса мне стало неожиданно обидно. Радостное настроение испарилось, словно его и не было. На глазах выступили слёзы. Чувствуя себя маленькой девочкой, я трусливо кинулась прочь. Когда я набирала код на двери, то уже почти рыдала. Полузнакомые цифры плыли перед глазами, я несколько раз ошибалась. Наконец, дверь открылась, и я почти вслепую метнулась к дивану и упала на него. Слёзы душили меня, но я не хотела позволить им пролиться.

— Плачь, Айя, — мягко посоветовал знакомый голос. — Не стыдись и не держи это в себе. Эти слёзы должны пролиться.

Я часто заморгала и подняла голову. Сайринат осторожно опустился на диван рядом со мной.

— Я… я уже в норме, спасибо, — чуть хрипловатым голосом пробормотала я.

Воин осторожно провёл по моей щеке тыльной стороной ладони. Это стало последней каплей — я разрыдалась. Сайр молча привлёк меня к себе на грудь и стал поглаживать по спине. Уже через пять минут я смогла более-менее успокоиться, но оторваться от воина оказалось выше моих сил. К счастью, он не стал ни о чём спрашивать, вероятно, понимая, что, если я начну рассказывать, расплачусь снова.

— Как ты себя чувствуешь? — тихо произнёс Сайринат.

— Гораздо лучше. Благодарю тебя. Дай, пожалуйста, успокоительного.

— Уверена?

— Да. Не хочу чувствовать себя истеричкой.

— Ты не истеричка, а просто молодая охотница, — ответил Сайринат.

Когда он поднялся и пошёл за препаратом, я почти пожалела, что попросила его. Вернувшись, он протянул мне открытую ампулу с плоским дном, очень похожую на мерный стакан, и вновь сел рядом. Я выпила средство и передала пустую посуду Сайру, тот поставил сосуд на тумбу у дивана.

— Сегодня я убивала, — сказала я. — И мне было от этого хорошо.

— Такое будет повторяться. Ты думала, что охотницы убивают из-за природной кровожадности? На самом деле, это зависимость.

— Вот хрень. Но меня это почему-то не удивляет. Поэтому я и сказала, что не хочу становиться монстром — я ожидала чего-то в этом роде.

— Пока не думай об этом, — посоветовал Сайринат.

— До каких пор?

— Пока не прибудешь домой.

— Твоя родина пока ещё не мой дом, — напомнила я. — И я не могу не думать. Собственно, рыдать я начала после того, как отец Николая спросил, кто я.

— Ты — Алькирайя из рода Лионрдэ, моя наследница и самое удивительное существо из всех, что я встречал.

— Не преувеличиваешь? — поинтересовалась я.

— Каких слов ждать от безнадёжно влюблённого?

— Почему «безнадёжно»?

— Потому что у нас нет общего будущего.

— Несколько месяцев этого будущего у нас ещё есть. А потом будет общее прошлое. Разве этого мало?

Сайринат не стал отвечать. А я смотрела на него из-под полуопущенных век, и в мою душу закрадывалось подозрение, что его любовь не безответна.

На следующий день, когда я в одиночестве зашла в столовую выпить чаю — после долгих разговоров горло пересыхало — ко мне подошёл Николай с Раиной. Женщина, опасливо озираясь, приблизилась ко мне и сказала:

— Аля, здравствуйте. Мне неловко Вас просить, но… быть может, возможно вернуться в посёлок за нашей кошечкой?

Я была почти уверена, что Николай так и не рассказал родителям, что я — та самая Ангелина, которая приезжала к ним несколько недель назад. Возможно, это и к лучшему.

Глава восьмая

Сайринат

Айя стала выпрашивать успокоительное почти ежедневно. Теперь уже она настаивала на совместных ночёвках — когда меня не было рядом, ей снились неприятные сны. Я снова стал носить браслет с дисплеем, передававшим изображение с установленных в наших покоях камер. Айя надолго закрывалась в ванной, и меня это настораживало. Она больше не могла помогать мне с заданием координаторов. Любое неосторожное слово могло разозлить или расстроить её. Она постоянно задавала вопросы, касающиеся этики и морали. Она призналась мне, что чувствует, как все понятия утрачивают для неё значение. Мне было тяжело отвечать ей, ведь я даже нашу этику и мораль знал