Трон галактики будет моим! Книга 5 - Андрей Валерьевич Скоробогатов

С шипением на постель из глубин койки выкатился ошпеваший от недельной бессоницы Потемкин.

Утырок не один явился, а с группой поддержки, чтобы не скучать на ледяном полу в одиночестве.

Я подобрал броненосца в ладонь как тяжелый камень и недобрым взглядом остановил поступившую было поближе шааль.

— Мужики, — миролюбиво произнес я. — Вы чего не спите? Ночь же глухая.

— Давай, — сдавленно прошипел один из группы подложки. — Мочи его.

Мда. Я вздохнул. Не сложилось у меня расслабленное ни к чему не обязывающее путешествие. Ну, вы сами этого хотели.

Удивил — значит победил. А уж я-то смог их удивить прежде, чем они кинулись на меня все разом.

Я швырнул в них броненосца, свернувшегося у меня в ладони. Он отскочил, оглушив от черепа первого, растопырив когти в лицо второму, потом как лесной пожар пробежал по третьему и четвертому.

— Эй-эй! Приятель! — возмутился я. — Я же тоже собирался в этой драке участвовать!

Но светлейшего князя было уже не остановить. Он свирепствовал, карал и причинял тяжелые телесные повреждения. Народ с визгом разбегался.

Ничего, через страдания тела очищается дух, если тренер в Академии нам не врал, а с него станется, тот еще пройдоха был.

В течении минуты Потемкин разогнал всех, кто еще оставался на ногах.

— Браво, — проснувшийся от шума Пасюк Игнатьевич, с одобрением и хлопал мне в ладоши. — Браво. Впечатляет.

— Обращайтесь, — усмехнулся я ему, а потому повернулся к разгромленным Утыркам. — Вы всё-таки на что надеялись, убогие? Заточкой меня продырявить? Может быть, хоть с бластеров бы начали, они у вас есть, я видел.

— Так это, — пробормотал старший из Утырков. — Сатана этот, ну, твой броненосец. Все батареи к бластерам съел. Еще на первой неделе…

Обычно я его за такое ругаю, но тут следовало похвалить.

— О! Это многое объясняет. Но всё-таки! Какого черта? — спросил я. — Я надеялся, что мы сможем сосуществовать в относительном мире и гармонии, а это что такое? Вы какого черта учинили, утырки? Вы зачем будете во мне государственного деятеля? Вы же его так реально разбудите и сладко не будет никому, уж я-то себя знаю. Ни сна, ни отдыха, только беспримерное служение и непрерывное самосовершенствование. Сходил в дауншифтинг, называется!

— Это не мы, это Ублюдки, — буркнул старший из Утырков.

— Что значит «это Ублюдки»? — скривился я. — Что же это такое Ублюдки сделали?

— Подбили нас во сне тебя прирезать, — смущенно произнес этот гений безинтеллектуального труда.

— Ну начинается, — простонал я. — А если они вам скажут все по очереди в шлюз выпрыгнуть, вы тоже это сделаете?

Это я так, чисто поржать уточнил. Но оказалось не смешно, потому что на этих одухотворенных лицах вдруг разом отразилась нешуточная глубинная борьба безумия с благоразумием, и правильный ответ, видимо, не представлялся очевидным никому.

Ладно. Как говаривал один мой невезучий, а потому страшно героический знакомый «других нас для вас нет». Работаем с тем, что есть.

Просто страшно работать не хочется. Я так славно расслабился за эту неделю, без интриг с тремя слоями вложенности и непрерывного четырехслойного стратегического планирования. Глоток свежего воздуха прям. Был. Уже кончился. Грубая реальность стучится в двери — хорош почивать в коме, дела срочные, они не ждут. Блин.

Меланхоличный Потемкин как раз догрызал остаток заточки.

— Ну, что-ж, — проговорил я. — Похоже, придется мне заняться этим запущенным хозяйством. Так жить нельзя. Мы и не будем. Значит так, убогие, зовите своих подельников с южного конца палубы на общепалубный сбор. Так им и скажите. И чтобы все пришли, я ясно выразился? Или вспоследствуют репрессалии, санкции и коллективная ответственность. Я не шучу. Они меня знают. Погнали, не спать! Время пошло!

Надо признать, собрались у окрестностей моей койки обитатели дна достаточно оперативно, всего около полусотни человек. Даже близко не рота. Я обвел командирским взглядом их нестройные ряды, оценивая каждого по достоинству. Материалец с гнильцой, но ничего сложного. Не смогут — научу. Не захотят — заставлю. Потом догоню, и заставлю окончательно. Зато буду спать спокойно. Наверное.

— Ну что, господа, — сообщил я всем присутствующим. — Отныне мы живем иначе, лучше и веселее. Утырков и Ублюдков с данного момента объявляю распущенными. Всё личное оружие, включая холодное, предлагаю сложить вот тут на койке, она не занята, никто не пожалуется. Все личное оружие, я сказал. Немедленно. Начинайте. Ты первый.

Я ткнул пальцем в крайнего с правого фланга. Тот сначала оторопел от подобного внимания, потом замялся, потом под тяжким грузом товарищеских взглядов, добрел до койки и кинул на нее убогий самодельный ножик.

— Проходим, не задерживаем, — подбодрил его я. — Следующий!

Следующий расстался с обгрызенной Потемкиным пушкой без особого сожаления, и процесс пошел, дело закрутилось, куча оружия под конец всеобщего и полного разоружения собралась приличная.

— И что делать с этим арсеналом? — задумчиво пробормотал Пасюк Игнатьевич, глядя на заваленную оружейным хламом койку.

— Рассортируйте и спрячьте, — ответил я. — Вы дроида сможете починить? Нам пригодятся рабочие руки.

— Не хватает деталей, — поморщился Пасюк Игнатьевич. — Вообще, тут всего не хватает. Снабжение этой палубы ведется по остаточному принципу, как можете видеть.

— Это я решу, — усмехнулся я. — Я этого так не оставлю, тут вы можете на меня рассчитывать. Итак, все! Слушаем меня внимательно! Отныне я устанавливаю чёткий режим жизнедеятельности на палубе! Я официально отделяю ночь от дня, а этот асинхронный бардак со сменой дня и ночи я отменяю. Совы и жаворонки смиритесь, ради покоя в обществе. За пару дней привыкните. Никаких брожений ночью, никаких засад с целью членовредительства. Днём — облагораживающий труд и общественные работы. Личное время я объявляю отдельно, по результатам коллективных достижений. Продовольственные запасы объединяются в общий палубный фонд под моим протекторатом. Распределение совершается пять раз в день в установленном в Имперском флоте объеме килокалорий. Не ныть, я сказал. Не ныть! И не роптать! Дважды в неделю обещаю удвоенные выдачи сахара и раз в неделю устраиваем общепалубный пир. Мое слово твердое, я сказал.

Ну как-то так оно у нас дальше и пошло.

Хотя первое препятствие возникло быстро и предсказуемо.

— Я с этим утырком работать не стану, — завявил бывший главный Ублюдок, которого я поставил в пару с бывшим главным Утрыком, для трудового слаживания, поиска точек соприкосновения и личностной притирки.

— С этим ублюдком дел иметь не буду, — не остался в долгу бывший главный Утырок.

— Ребята, — я тепло обнял их обоих за шеи и сдавил посильнее, чтобы мои слова эффективнее доходили до их отбитых мозгов. — Не будите во мне зверя. Давайте жить