Отцовское знамя - Наиль Эдуардович Выборнов

– Наместник Дмитрий! – крикнул стражник, привлекая к себе внимание наместника. – Тут парень пришел, говорит, что знает, где самозванец со своей ватагой обретается.

– Что? – наместник повернулся к нам, ощупал своим цепким взглядом и меня, на секунду задержал его на порванной в паре мест воинской куртке и потертой рукояти старого меча. – Где они? Говори.

– Не так важно, где они, – помотал я головой. – Гораздо важнее, кто я, наместник.

– Ну и кто же ты, парень? – спросил он, прищурившись и уставившись прямо мне в лицо.

– Я – князь Олег, сын Кирилла Орловского, – ответил я, гордо подняв голову. – Я тот, кто обвиняет тебя в смерти моего отца, в незаконном захвате власти и намерениях узурпировать отцовский престол. И я, Олег Орловский, вызываю тебя на поединок прямо сейчас, на том оружии, которое у нас при себе. И пусть Господь решит, кто прав, а кто виноват.

На секунду над площадью повисло молчание. Похоже, что никто не ожидал от незнакомца такой дерзкой речи, и она ввергла всех в замешательство. Первым в себя пришел сам наместник.

– Ты серьезно думаешь, что я стану с тобой драться? – наместник криво усмехнулся, я даже удивился, насколько это выражение не шло его благородному и по-своему красивому лицу.

Усмешка делала его похожим на разбойника с большой дороги, который умудрился где-то захапать дорогущие оружие и броню. Жуткая это была усмешка, ничего хорошего мне не сулящая. Хотя я, если честно и не надеялся на это.

– Здесь множество храбрых воинов, – я обвел рукой выстроившуюся перед наместником дружину. – Зачем зазря губить их, если мы можем сойтись в бою один на один?

– Зря ты пришел сюда, самозванец, – наместник покачал головой. – Я не собираюсь драться с каждым разбойником, которому вздумается обозваться сыном давно умершего князя и бросить мне вызов. Взять его.

Повинуясь взмаху наместник, дружинники гурьбой бросились ко мне. Тот из стражников, что провожал меня, тут же ухватил меня за локоть и попытался завернуть руку за спину.

Тело сработало само без всякого участия со стороны сознания: я резко вывернулся из захвата и ударил воина локтем в лицо, плюща в кровь его нос и губы. Воин осел на землю, а я на обратном движении выхватил клинок, отпрыгнул назад, становясь спиной к бревенчатой стене одного из домов.

– Трус! – закричал я, сам не особо понимая, чего этим добиваюсь. – Тебе не хватает смелости сойтись со мной один на один? Знаешь на чьей стороне правда? Знаешь, как Бог нас рассудит, да?

– Живьем сученыша взять! – выкрикнул в ответ наместник.

Самые прыткие из дружинников уже успели добежать до нас. Я махнул мечом, отрубив одному из них кисть руки, рубанул второго поперек груди и тут же получил удар мечом по лицу от третьего. Но удар был нанесен плашмя, не для того, чтобы убить, а чтобы обескуражить.

Тут же в мои руки вцепились еще двое, а меч выпал на землю из выкрученной кисти. Я попытался стряхнуть с себя дружинников, раз, второй, но у меня ничего не получилось. Вот, Камень, он, наверное, смог бы. Или тот человек-медведь, которого я зарубил в Воронежских землях.

Под колено ткнулась чья-то нога и я потерял равновесие, но не упал, удерживаемый сразу тремя дружинниками, а медленно приземлился на колени. Рванулся, сумел освободить правую руку, выхватил засапожник, и пырнул одного из дружинников под ребра, но лезвие ножа только бесполезно проскрежетало по пластинам доспеха.

И тут меня снова ударили по лицу, на этот раз всерьез. Мир на мгновение потемнел от боли, а когда я снова смог видеть, то понял, что стою на коленах, меня держат двое, а еще один стоит сзади, прижимая к горлу лезвие моего же ножа.

Строй дружинников смешался, двое уже оказывали помощь парню, которому я отрубил кисть, еще один сидел над лежащим на земле воином и прижимал к его груди тряпицу.

Наместник подошел ближе. Сам он в драку не полез, предпочел остаться сзади и дать воинам сделать свою работу.

– Зарезать бы тебя, щенок, прямо тут, – сказал он, и в голосе его слышалась угроза, как в рычании бешеной собаки. – И дело с концом. Но нельзя.

Он размахнулся и засадил кулаком мне прямо в глаз. Что-то хрустнуло, из разбитой брови закапала кровь, потекла по лицу, щекоча его. Рана защипала, но я этой боли уже почти не чувствовал. Голова болела гораздо сильнее.

– Нельзя, – повторил наместник. – Уж слишком большую бучу ты поднял. Нашлись ведь уже и бояре, которые тебя поддержали, да и народ тоже. Так что придется тебя казнить. Но не думай, что я подарю тебе благородную смерть от меча.

Он ударил снова, на этот раз с левой руки. Скулу обожгло болью, я уже почти ничего не видел, в кровавых пятнах перед глазами маячило только его лицо.

– Ты будешь повешен, как вор, такой вот за твои дела с тебя будет спрос, – он обернулся к воинам и приказал. – В кандалы его, а потом в темницу. Не кормить и не поить.

Эпилог

Брянское городище. Середина лета 2224-го года от Последней Войны.

Я не знаю, сколько времени провел в темнице, потому что окошка в моей камере не было, и солнца я не видел. И даже по тюремному пайку сосчитать дни у меня не вышло бы, потому что тюремщики строго следовали приказу наместника, и не только не кормили, но и не поили меня.

Сказать, что было тяжело – не то слово. Не знаю, как я умудрился сохранить рассудок, пройдя через все, что для меня приготовили наместниковы псы.

С меня сорвали всю одежду кроме одной нательной рубахи, и даже не оставив портов, после чего за руки и за ноги приковали к кольцам, вбитым в стену. А потом долго били, выуживая из меня сведения о том, где остановилась моя дружина. Я честно ответил, что понятия не имею, и что сам сбежал от них еще за три дня до того, как приехал в Брянск.

Они не поверили, и помимо ребер сломали мне еще и четыре пальца. Успокоились только после того, как я назвал им примерное место, где видел своих людей в последний раз. Уверен, у них было достаточно времени уйти, так что все, что там найдут люди наместника – это следы старой стоянки. Ну и пусть