Союз-77. Книга 1. Теория заговора - Дмитрий Ромов

такого эффекта точно не было. Меня конкретно накрыло. Твою мать! Эпическая сила! Во вштырило! Давление наверно было тысяча на тысячу. В ушах гремели наковальни, по вискам бежали струи пота… Я буквально весь покрылся потом.

— Неэстетична правда, да? — громко засмеялся я. — Уродлива и зловонна! Воняет дерьмом ваша правда!

Ух… поплыли круги. И треугольники. Пролетел мультяшный барашек. Капец…

— Если дотронешься, — шикнул я на доктора, протянувшего руку, чтобы потрогать мне лоб, — я тебе палец сломаю.

— Смешно, — брезгливо усмехнулся он и опустил ладонь мне на голову.

И тут же раздался страшный крик. Я бы даже сказал, нечеловеческий. Док отлетел в сторону, а на меня набросились два вертухая.

— Шахерезада Степановна! — закричал я.

— Я готова, — ответила она точно, как кукла из «Необыкновенного концерта», и я почувствовал, как всё тело расслабилось и налилось тяжестью. Мне очень захотелось спать, и я закрыл глаза.

— Где я? — прошептал я.

— Между небом и землёй… — ответил умиротворяющий голос в голове.

18. АМПЛИОПУХ

Разумеется, я не спал. Но какое-то время было ощущение, что это сон. Потом стало казаться, что за происходящим я наблюдаю со стороны. На меня сыпались вопросы, много вопросов, один за другим.

Доктор ушёл. Тираннозавр ушёл. Мы оставались втроём. Шахерезада маячила где-то на фоне, а главным был человек-вопрос. Он хотел казаться добродушным и даже весёлым, но, на самом деле, весёлым был я. Мне было смешно, но я скрывал это, старался не рассмеяться. Вернее, я со стороны следил за тем, чтобы моё лицо не растягивало губы в улыбке и не смеялось.

Но это было крайне непросто, ведь у этого любопытного почемучки постоянно что-то случалось с физиономией — то отрастал нос и обвисал, превращаясь в хобот, то уши увеличивались и начинали хлопать, то ещё что-нибудь.

Смешны были не сами клоунские метаморфозы, смешно было осознавать, что вся эта бредятина происходит с моим собственным разумом.

Ещё и Шахерезада старалась. В глубине сцены действительно появился шест, и она такое там вытворяла… Блин… какая сцена, я же в камере с белыми кафельными стенами…

— Назовите своё имя.

— Когда и где вы родились?

— Сколько вам лет?

— Когда погиб ваш отец?

— Были ли у вас контакты с иностранными гражданами?

Были, были, как не быть, записывай, сынок, или запоминай!

Скрывать было нечего, более того, я сам хотел поделиться и рассказать о том, что всех нас ждёт в совсем недалёком будущем, поэтому слова лились из меня потоком, обгоняя друг друга, сталкиваясь и перепрыгивая. Они стремились долететь до записывающего устройства, как можно скорее. А я смотрел на себя со стороны и удивлялся. Я тараторил, будто старался максимально быстро выговорить длиннющую скороговорку и боялся не успеть. Горбачёв, Горбачёв, Горбатый, Меченый, Яковлев, Пуго, Янаев, Ельцин….

— Назовите последнее место службы и должность.

А вот тут… Нет, я же подписывал бумагу… Нет. Эту информацию я сообщить не мог. Рот открылся, и я даже набрал в лёгкие воздух. Ну, то есть, не я сам, а вот это отчуждённое от меня тело.

«Не смей!» — крикнул я ему, и оно… послушалось…

Тело, обладающее головой, глазами, гортанью, языком, губами и зубами, послушалось меня и… выдало совершеннейшую ахинею. Бессвязный набор слов.

Весёлый клоун, задававший вопросы сделал изумлённое лицо и повернулся к Шахерезаде, стыдливо прикрывающей грудь и лоно, как если бы она изображала рождение Афродиты, писанное кистью Боттичелли.

— Позовите доктора, — воззвал к ней мой дознаватель и продолжил осыпать меня новыми вопросами.

Но самое любопытное уже случилось. Я смог управлять своим развязавшимся языком. Смог единожды, смогу и ещё. Я попробовал. Сначала выходила полная белиберда, но потом мне удалось выдавать фразы, наполненные смыслом.

В общем, может, это из-за временнóго переноса, а, может, и по какой-то другой причине, моё сознание стало способным противостоять химическому коктейлю, подкреплённому гипнозом Шахерезады.

Допрос длился несколько часов и к его завершению я уже был полностью обессиленным. Появился доктор со скорбным лицом и провокационно отогнутым средним пальцем, примотанным к шине. Он намешал мне ещё снадобий и после этого я отключился. А когда включился снова, обнаружил себя в светлой комнате с большим окном.

Я лежал в удобной большой кровати с белоснежным бельём. Комната походила на гостиничный номер. Телевизор, стол, телефон, акварель с изображением Кремля, воздушные тюлевые шторы на окне.

Я осторожно пошевелился. Всё было цело, ничего не болело, даже голова. Во рту было сухо, но на столе стояли три бутылки «Нарзана». Я потянулся и сел на краю постели. Хм… Ночные приключения я помнил хорошо, помнил ощущения и видения, включая хобот следака и отставленный палец дока. Впрочем, палец, похоже, был не видением.

Я поднялся и подошёл к столу, взял открывашку, сорвал крышечку и с жадностью начал пить шипучую солёную воду. Подошёл к окну. Вид был на внутренний двор. Многоэтажный колодец, внизу машины, технические работники и мирная картина жизни. В дверь постучали.

— Минуточку!

Я быстро натянул брюки, аккуратно повешенные на спинку стула, и подошёл к двери. Ну, точно, гостиница… Глянул в глазок. Горничная.

— Обслуживание в номерах, — произнесла она.

Хм… Я открыл дверь и отступил в сторону. Девушка закатила в номер тележку, застучавшую колёсиками по красивому наборному паркету.

— Доброе утро, — сказала она. — Это ваш завтрак.

Она мило улыбнулась, сдёрнула салфетку и выпорхнула в коридор. Завтрак выглядел впечатляюще, и я почувствовал, что страшно голоден. На тележке стояло две тарелки с омлетом, хлеб, булочки, масло, ветчина, стакан сметаны, сыр. И серебряный кофейник с чашкой. Всего было много, из расчёта на двоих человек, а то и на троих.

Дожидаться, пока придёт ещё кто-нибудь, я не стал и накинулся на еду. В две минуты всё было проглочено, съедено и выпито. Я умылся, принял душ и вышел из номера. Огляделся. Вроде обычный гостиничный этаж. Интересно. Повернулся и двинул по коридору в сторону фойе.

Почти в тот же момент оттуда вышел человек и отправился мне навстречу.

— О, уже не спит, уже готов, — издалека прокричал он. — А я думал, придётся расталкивать тебя, Григорий Андреевич.

Это был Леонид Борисович. Он выглядел довольным и оживлённым.

— Ну что, как самочувствие? Не слишком тебя измучили вчера?

— Нормально, — сдержано кивнул я.

— Нормально, — повторил он и засмеялся. — Да уж, Элеонора раз десять о