Джо 3 - Харитон Байконурович Мамбурин

На всё.

На вообще всё.

Всегда.

С самого начала.

— Да!! — чуть ли не против воли мяукнул кот, вскакивая с шерстью, стоящей дыбом, — Хочу!!!

Эпилог

Кто-то считает магию бесконечной дорогой к могуществу, власти и пониманию вселенной, для кого-то (для очень многих) — она лишь инструмент, позволяющий как-то воздействовать на реальность. Иные же видят в ней язык, на котором можно говорить с куда более могучими, вечными, сущностями, бесконечно более развитыми, чем хрупкая форма смертного из плоти, крови и соблазнов…

Для архимага Вермиллиона магия была… ошибкой. Неполным, искаженным, неправильным дополнением Творца в план вселенной. В отличие от точных наук, волшебство соблазняло своей податливостью воле смертного, но при этом отчаянно прятало свои настоящие правила. О последних большинство магов даже не подозревали.

Но он… нет, Вермиллион Прознатец обладал Талантом Концентрации. Он с рождения зрел вглубь вещей на уровне, недоступном обычным творцам чар. Он видел, понимал, ощущал и чувствовал куда глубже, чем любой из тех, кого он встречал в жизни. Включая эльфов.

…но этого было недостаточно. Те же эльфы, вечные и, казалось бы, мудрые, они тоже бросили попытки понять магию, начав просто использовать её. Они слагали из неё произведения искусства, живых существ, свою среду обитания, но понять…? Нет.

Он и сам не смог, несмотря на все свои старания. Жизнь шла, её нить истончалась, а Прознатец тщетно пытался уловить неуловимое. Когда он понял, что может не успеть, то обратился к тому, что так не любил. К поэтике, к рифме, к страсти магии. Позволил ей куда глубже проникнуть в себя, чтобы затем проникнуть в неё. Он перешел на другой уровень существования, стал частью волшебного мира, бессмертным магом, могущим уже не оглядываться на тлетворное течение времени. Он избавился от низменных потребностей, нашел своё место, продолжил изыскания…

Но ничто не бывает просто.

«Там, где смог один, смогут и остальные». На четырехликого призрака обратилось множество алчных взоров. Просьбы, мольбы, требования, посулы…

Они, простоживущие, просто хотели жить.

Омерзительно. Недостойно. Низко.

И пагубно для самого Вермиллиона, прекрасно знавшего, что силы волшебного мира, истинные его повелители, таящиеся в глубоких чащах и пещерах, живущие на вершинах гор и в лавовых озерах, в несметных безднах бурных океанов — все эти сущности не потерпят у себя дома вечных людей. Пока он был исключением — он был.

Маленькая тайна, одна из множества в его кладовых. Но кто раскрыл подобное? Кто узнал? Таких не было. Все эти Исследователи ничем, в сути, не отличались от Мастеров. Они пытались идти по дороге вслепую, они нашаривали новые заклинания, они гордились своими смешными выводами, делая, под час, их с разницей в несколько лет, но… все они топтались на месте. Вермиллион знал почему и знал зачем. Это тоже было его маленькой тайной, договором, который как-то раз был заключен между бессмертным архимагом и одной очень интересной богиней.

Так шло время. Маги обучались в Школе, взрослели, закостеневали, старели, начиная взирать на своего старого наставника с жадностью, страхом и мольбой, а затем умирали, так и не принеся в этот мир ничего нового. Освальд Озз мог бы стать исключением, счастливым моментом в жизни старого архимага, может быть, даже его преемником…

Но не стал. Борьба с собственной Причудой истощила юного гения, надорвала его силы, перекроила разум. Вермиллион не терял надежды, он верил, что рано или поздно его ученик найдет свой собственный путь и освободится от навязчивой привычки, но пока было рано.

Затем появился Джо.

Святой из другого мира вломился в жизнь вечного волшебника с грацией носорога. Невозмутимый десятилетний ребенок просто пришёл в Библиотеку и… чуть ли не принялся в ней жить. Ему было плевать на бессмертие, на Орзенвальд, на магию. Этот странный человек собирался отдохнуть эту жизнь, не задумываясь о том, наступит ли следующая.

Хитрый, подлый, но совершенно безобидный, он разбрасывался знаниями о своих прошлых жизнях с легкостью, не понимаемой архимагом. Когда Тервинтера спрашивали, он отвечал, когда спрашивал он, не получая ответа — он просто пытался добиться своего иными методами. Он почти не торговался, не вызнавал, и не лез в секреты Вермиллиона. На них ему было плевать. Иномирец знал, чего хочет.

Вермиллион был… очарован им. Да, призрачный четырехликий маг вел нечестную игру, получая от межмирового странника куда больше, чем получал тот в ответ, но эта игра устраивала маленького мага. Он брал, что мог, и делал это хорошо. Настолько хорошо, что уже взгляды деканов и ректора Школы Магии наполнились алчностью. Они хотели Джо в преемники, мечтали, что он продолжит их дело. Они верили, что он будет бесподобным ректором.

Они были правы, но только Джо их желания интересовали меньше, чем прошлогодний снег. А затем это — Аттестация, во время которой едва только закончивший Школу выпускник продемонстрировал его собственный уровень. Он заключил сделку с богиней. Вермиллион тогда не сдержался, он продемонстрировал Боливиусу Вирту истинную суть их лучшего ученика — разумного, который почти на равных общается с богами. Даже не в этом суть, он был разумным, к которому бог явился домой так, как будто это соседский визит.

Бог!

Какая ирония.

Сейчас, вися на своем старом месте, в Библиотеке, прямо над столом и креслом Заместителя Библиотекаря, которые Вермиллион приказал оставить на месте, архимаг понимал ту небрежность, с которой святой делился с ним всем, о чем только призрак не попросит. Библиотекарь при всей своей мудрости попросту не мог задать вопросов, ответы на которые Джо посчитал бы важными. Маленький волшебник, только начавший свой жизненный путь, и тысячелетний архимаг — они были в разных лигах, на разных океанах, под разными флагами.

Час назад Вермиллиону принесли вести, что светлая богиня Лючия явилась лично забрать Джо и одного эльфийского мудреца, которые внезапно вывалились из воздуха у алтаря её главного храма. Да, она превратила свое явление (редчайшее и желаннейшее событие) в нечто, вроде одобрения верховной жрицы, но на синего полупрозрачного архимага эта обманка никак не могла подействовать. Он видел суть.

— Что же… — неслышно произнесли все губы на его четырех лицах, — Так будет лучше, наверное…

Эта фраза не произвела ни малейшего звука, но, когда губы архимага перестали шевелиться, двери Библиотеки