Путь в тысячу пиал - Дарья Урбанская

оказался Рэннё. Рельефные мышцы его были напряжены, а во взгляде горела ярость. Грозному виду вторило и потемневшее перед дождем небо. Рэннё тяжело дышал, будто пробежал два десятка тренировочных кругов в Икхо. Но здесь он не бегал. Нет. Внутренним чутьем Джэу поняла, что он, наоборот, стоял. Стоял за пологом и все слышал.

«Теперь он знает… Знает, что столько лет про́клятая жила под крышей монастыря! Под носом у самого Бермиага-тулку… Среди сынов дракона, что призваны изгонять таких на смерть. Он знает это».

Рэннё ничего не сказал и, не спуская с Джэу взгляда, опустил ладонь на свой ритуальный дордже.

У Джэу внутри все похолодело.

Глава 30. Цэрин

Более всего тхибатцы страшатся, что нгаспа, практикующий ритуалы бон, нашлет на них ту́льпу. Это призрачное существо, сотканное из ла, чтобы выполнять поручения своего хозяина. Слуга-призрак может передавать послания, подсматривать и подслушивать, или даже вселяться в тело неугодного, заставляя того совершать чудовищные поступки. Рассказывают и о случаях, когда тульпа обретает подобие сознания и пытается освободиться. Например, отправленный с каким-либо заданием, не возвращается назад, а бродит по окрестностям в виде опасной и злобной куклы.

«Записки чужеземца», Вэй Юа́нь, ученый и посол Ла́о при дворе правителя Тхибата

Набежали тучи, и сразу заметно похолодало. Лхамо, сидящая рядом, поежилась и сделала глоток горячего чая. Цэрин покосился на Хиён, но та назидательно, с особой скрупулезностью указывала Вэю, как правильно мыть посуду в тазу. На его месте Цэрин давно бы уже надел этот таз Хиён на голову. Она вообще вызывала у него странное раздражение, хотя пока ничего плохого не сделала, наоборот, лишь помогала. А Вэй оказался послушным учеником, или может таким способом унимал свои переживания. В любом случае, вряд ли нгаспа и в этот раз была виновна в переменчивости погоды.

– Надеюсь, дождь пройдет стороной, – тихо сказала Лхамо. – А то в шатре такие щели, что нас мигом зальет.

– И печь внутри едва ли пригодна для растопки, замерзнем, – кивнул Цэрин. – Пойду, принесу тебе одеяло и посидим еще немного. У жаровни теплее.

Пережидать дождь внутри шатра ему не хотелось – слишком уж тягостная атмосфера там была, болезненная и удушливая. И дело даже не в благовониях – они-то, наоборот, пахли тонко и приятно. Но казалось, будто само Бардо вот-вот разверзнется и поглотит чью-то душу. Цэрин даже не сомневался, чью именно, ведь до сих пор помнил, с каким мерзким звуком выходили когти ракшаса из груди Чжигана.

У шатра стоял Рэннё. Лица его Цэрин не видел, но спина была напряжена, а морда дракона будто стала злее и суровее. А может, так и раньше было – Цэрин особо не приглядывался.

– …он был лучшим пастухом яков в нашем селении, – донесся из шатра голос Джэу.

«Пхубу?»

Цэрин остановился, не доходя до Рэннё, и тоже прислушался.

– Однажды мы всей семьей перебрались на дальнее горное становище…

Чем дальше Джэу рассказывала свою историю, тем явственней скалилась драконья морда на спине Рэннё. Да и сам он дышал словно разъяренный як, разве что копытом не бил. Этого Цэрин понять не мог. Как и глупые устоявшиеся правила, которым слепо следуют тхибатцы во главе с монахами.

«Сперва Пхубу. Но он хотя бы взрослый, привычный к дикой природе и способный позаботиться о себе. И то за него душа болит. Но Джэу? Изгнать ребенка?! Мыслимо ли?»

Полог шатра всколыхнулся, и Джэу выскочила, едва не столкнувшись с Рэннё, который медленно опустил руку на дордже на поясе. В следующий миг Цэрин оказался рядом и с такой силой хлопнул Рэннё по спине, прямо по драконьей морде, что тот качнулся вперед, шагнул на Джэу, но на ногах удержался.

Цэрин не дал ему опомниться – одной рукой обнял за плечи, другой перехватил запястье, не давая пустить в ход дордже.

– Хватит, – угрожающе произнес Цэрин. – Не позволяй чувствам затмить твой разум. Она ребенком была. И выжила. Вот что важно.

– Она нарушила… – прошипел Рэннё и бросил взгляд на Джэу. – Я знал. Я чувствовал, что с тобой что-то не так. Какая-то внутренняя гниль, что разъедает душу и не дает познать покой…

Цэрин оборвал его, по-прежнему удерживая:

– Тэнгри смилостивились над ней, смирись и ты.

– Не тэнгри… Бон.

– Да какая разница. Ритуалы бон и мне не по душе. Но важнее – жизни людские, и тем более детские. Уйми свой гнев, Рэннё, и раскрой глаза.

Джэу тем временем отмерла и с грустью произнесла:

– Мне все равно, кушог монах, что ты думаешь обо мне. Но не смей так относиться к брату! Он…

Джэу шагнула ближе к Рэннё и понизила голос, видимо, чтобы до раненых в шатре не донеслись ее последующие слова, но тот отшатнулся от нее, как от облитой помоями из выгребной ямы, спихнув с себя руку Цэрина.

Джэу не сдержала горькой усмешки:

– А ведь совсем недавно ты согревал меня, спасая от холода лунного дня. Как переменчив твой нрав, кушог…

«Согревал? Они что…»

Внутри Цэрина забурлило негодование. А перед мысленным взором предстала картина, что не он, а Рэннё лежит на Джэу и наслаждается вкусом ее губ и угловатыми изгибами тела.

Он даже головой тряхнул, прогоняя совершенно неуместные видения.

– Зайди к Лобсангу, – тем временем продолжала Джэу уговаривать Рэннё. – Поговори с ним. Ему плохо, ла утекает из раны на груди, но и душу терзает невыносимая боль вместе со страхом. Страхом, что ты от него отвернешься.

Но Рэннё лишь покачал головой.

– Мне не нужны советы от про́клятой.

– Не глупи, кушог. Что может сделать пятно на коже против вашей кровной связи.

– Сколько пучков волос ни связать, они никогда не заменят балки для дома, – процедил Рэннё и сделал шаг назад, а затем развернулся и быстрым шагом пошел к остальным.

Цэрин бросил взгляд на Джэу.

«Наверное, нужно что-то сказать… Как-то подбодрить ее?»

Но передумал, видя, как она плотно сжала губы.

Когда они вернулись к площадке перед домом Хиён, где по-прежнему дымилась жаровня, Вэй уже закончил ополаскивать посуду и теперь сидел рядом с Ю, что-то шепча ему на ухо. А его место у бочки занял Рэннё – он плескал себе в лицо и на грудь, бормоча что-то под нос.

– Слыхала я, как монахи из гомпа поют мантры, – усмехнулась вслух Хиён. – Но чтоб заговаривали воду – такое впервые вижу.

– Мудрый сначала выслушает, потом решит, – донесся от бочки раздраженный голос Рэннё. – Глупый, – и он посмотрел прямо на Хиён, – сначала скажет, потом