Вторичка - Эра Думер

– Янус, твои глаза – кренитовые70, как у матери, – впервые за гэ-ийла эхин71 обратился он ко мне дрогнувши. – Ты наш.

Вбежала хаотка. Она встревожилась, когда узрела, что я душỳ Порядок, но сын адресовал ей гневный взгляд – и Нокс, обрадовавшись, воскликнула:

– Благодать осенила нас! Абсолют, Господи, Отец мой! Это мой сын, мой Хаос.

Я отпустил себя, отпустил существование свое. Горело нутро, словно сидел посреди пожара, в который закидывали древесину восторженные лики моих мучителей. Шипел, сворачиваясь, медвяный вереск – липкое наполнение пространства души, где когда-то переливались романтичные, но тоскливые мелодии арфы.

Контроль покинул меня.

– Он свел счеты с жизнью, презренный, – прогремел я, сдавливая горло отца. Меня обуял первозданный хаос. – Что ты ему сказал? Что, скотина, ты ему сказал?!

– Не переживай, Цветок моей жизни, – благоговейным голоском окликнула Нокс. – Хаос – это боль. В том и мистерия! Так зародилась моя идея! Я подумала: как мирно ты ладишь с Джа-и. Он обронил как-то, что пробудить природу помогут сильные эмоции.

Мучительно мне было слышать воспитателей. Я мечтал об их ласке и добром слове, а теперь молил Абсолюта, чтобы Он отвел меня от страшного греха. Ибо я был приторным, вязким, и мне было смешно.

– Ты привязался к наставнику, а он – к тебе, – прошептал Лебье, засматриваясь на мое безумное лицо. – План был прост: я установил за тобой слежку. Так я услышал, как Джа-и Рриэйей сознался в халатности демиурга и убийстве ликвидатора АИН. Джа-и я уволил, слово-в-слово процитировав речи его, адресованные тебе, и пригрозил сроком. Это выжгло ему сердце.

Смешок. Еще. Я истерически захохотал.

– Палачи, – в конвульсиях больного смеха я оттолкнул отца. – Вы презираете меня! Вы ломаете меня… Да что я вам сделал-то? За что вы так со мной? За что вы так со своим ребенком?!

Ударился спиной в противоположную стену и съехал на пол. Воспитатели выросли надо мной каменными фигурами гаргуйлей. Настоятельница сцепила руки на плече мужа, положила на ладони подбородок и мечтательно вздохнула:

– А все-таки мы правильно поступили, любимый. Цель оправдывает средства. Я едва не сдалась, ты прости мне эту слабость.

Пальцы мои, не принадлежавшие мне, ворошили волосы. Я сходил с ума. Все это – не со мной. Нокс-Рейепс подошла и опустилась рядом; от нее исходил аромат вейнитового масла, от которого мой рот наполнился слюной, и затошнило. Обняла, утыкаясь носом в щеку. Ее обманчиво нежная рука коснулась моего затылка и притянула к груди.

– Он не оставил записки, – прошептала мама, – потому что совершил тот же обет молчания, что и мы с отцом. Лишил последнего слова, объяснения. Джа-и отомстил тебе, как двуликому отродью, тем, чего ты страшишься больше всего на свете – безмолвием.

Меня довели до изнеможения; я бы и убил их, но любил немощно и жалко, поэтому сник. До терминуса Хаос не дошел – его остудил ледяной ветер Порядка.

– Его глаза, – восторженно прошептала воспитательница, – теперь совсем как у тебя, любимый.

Горгулья Лебье улыбнулся впервые:

– Он плоть от плоти, кровь от крови наш.

Я успокоил дрожь в пальцах. Порядок учил меня стойкости, и я обуздал свое эго. Темнее всего перед концом. Стужа, охладившая патоку хаоса, доводила до обморожения. И все болело внутри, но равномерно и правильно, без перегибов. Поднялся и встал напротив воспитателей, заглянул поочередно в счастливые морды готических скульптур и сказал:

– Я вижу начало и конец. И вижу то, что за его пределами. Я осознаю, что за чертой смерти, в ногах у Всесоздателя, всякий принимает истинную форму. Кто он есть.

Они молчали. Гаргуйли.

– Я вижу, кто вы. Вытесанные из камня – обратятся в камень.

Я вышел вон и больше домой не возвращался.

Бредя по улицам, надышался утренним Эхом, сыростью. Душа не склеивалась токсичным медом и не замерзала. Между предельными показателями Хаоса и Порядка я находился, как ползунок шкалы, ровно в центре. Я посмотрелся в витрину: обычные голубые глаза. Воспитатели по цвету распознали, чего во мне больше: синего или ледяного. А еще…

Я взглянул на символы Школы и Храма. Кожа пальцев покраснела и припухла. По ним тоже можно считать, контролирую ли я свой срединный путь или нет.

В отражении я видел себя, гэ-оилаэхина72, волосы оттенка теплее, чем у Дайеса Лебье, растрепаны, щека расцарапана о брусчатку площади Сьидэ, а белоснежный костюм, вперемешку с золотом, замаран и испорчен. За витриной я разглядел манекен в сером одеянии. Сгодится для собеседования на должность соглядатая. Невзрачная птица низкого полета – вот и весь образ, просто и со вкусом.

Поупражнявшись в неотразимой улыбке, маскирующей душевный сепсис, зачесал назад волосы и, вбежав по лесенке бутика, со звоном колокольчика открыл дверь.

Глава XI. Третий этаж

Протокол «Незваный гость» выдернул меня из виртуального сна. Приготовившись к обстрелу из небесных глаз «срединного пути», я сильно удивилась, когда оглядела пустой ресторанный зал. Глюк в системе машины для извращенцев? Или ниточка, по которой я смогу распутать клубок Третьего этажа…

Я извлекла нано-робота из уха, вложила в коробочку и спрятала в кармане юбки. Часы в зале показывали, что я «проспала» полтора часа. То, что я увидела, стало моим терминусом. На сегодняшний момент точно, а какие переживания принесет грядущий день, предугадать было невозможно. То, что я ощущала, не описать словами. Лучшим решением было отложить прыжок в омут чувств и бросить все силы на поиск Сердца этажа.

Но первостепенной задачей – даже не в разрезе инитийских страстей, а по банальным дружеским соображениям – было извиниться перед ребятами. В особенности перед Яном. Знала же, что с его родителями полный швах, но в гневе наговорила такого, что уже не вернешь. Я избегала его глаз, но подозреваю, что получать от друга лезвием по старым ранам было тем еще испытанием. В общем, я отправилась искать их, чтобы все исправить.

Когда я вырулила к эскалаторам, ведущим вниз, в зал ожидания, в меня влетело что-то тяжелое. Вскрикнув от неожиданности, потеряла равновесие и полетела с лестницы. Поцарапавшись, приготовилась группироваться, чтобы не сломать шею, но все случилось так быстро, что не успела сориентироваться. Вдруг меня подхватили чьи-то руки, подняли. Я чуть не всхлипнула, когда увидела магические знаки на пальцах, сжимающих мои бедро и бок, и обвила шею. Слова раскаяния, которые я заготовила, вылетели из памяти стаей птиц.

– Иголочка, чего ты здесь распáдалась? – Меня обволакивал и успокаивал его