Рука Короля Солнца - Дж. Т. Грейтхаус

Прошло всего несколько мгновений после того, как я занял свое место на одном из четырех стульев, стоявших на помосте, накинув на шею шарф министра, как появились говорящие-с-ветром, которых вел сильно нервничающий Джин, и дюжина солдат, руки которых лежали на рукоятях мечей.

– Сожалею, но я настаиваю… прежде чем вы окажетесь в обществе Руки… – начал Джин.

– Нет! – выпалила на сиенском языке женщина с мечом. Затем повернулась к Катизу и продолжала на языке ан-забати: – Я не позволю тебе войти в логово врага без оружия!

– А я и не ждал ничего другого, – вмешался я на ан-забати.

Все призывающие-ветер замерли, услышав, что я говорю на их языке.

Молодая женщина – танцовщица, которую я видел на улице, когда въехал в город, – рассмеялась.

– Он говорит так, словно его рот полон песка! – сказала она. – Но он хотя бы выучил язык. Правителям полезно знать, что обсуждают их подданные, верно?

Джин, который ничего не понимал, умоляюще посмотрел на меня, переведя взгляд от женщины с мечом.

– Все в порядке, Джин, – сказал я. – Пусть стража подождет снаружи.

У меня имелся канон для защиты. И я сомневался, что эти люди пришли в цитадель для того, чтобы учинить резню. Они прекрасно понимали, чего это будет стоить всем – и в первую очередь жителям города.

После коротких колебаний Джин поклонился и увел стражников, пальцы которых продолжали подергиваться на рукоятях мечей, – они явно не привыкли к придворным формальностям.

– Ну а теперь, – начал я на ан-забати и пытаясь принять небрежную позу, хотя кровь отчаянно стучала у меня в ушах, – расскажите мне о своих тревогах, чтобы империя могла их разрешить.

Танцовщица прикрыла рот рукой.

– Пожалуйста, – сказала она на сиенском, сдерживая смех. – Нам нравится, что ты изучил язык Пустыни, но, полагаю, мы все лучше говорим на языке державы, которая нас покорила.

– Нас тревожит империя, – сказал Катиз.

– Что именно? – спросил я, переходя на сиенский, как пожелала танцовщица, хотя меня задел ее сдавленный смех.

– Ты ввел новый налог, – сказал Катиз. – На зерно. Ты наполняешь им силосные башни. Неужели ты думаешь, мы не понимаем, что ты делаешь? И не догадались зачем?

Я вспомнил послание, которое получил несколько недель назад, подписанное неизвестными именами.

– Мне передали вашу петицию, – сказал я. – Значит, вас не удовлетворили те усилия, которые я предпринял, чтобы успокоить вашу тревогу?

– Какие усилия? – спросил Катиз. – Налог следует отменить.

– Иметь зерновой резерв – распространенная практика, – сказал я, мысленно приняв решение наказать чиновников, которым поручил решить эту проблему, – возможно, кого-то придется понизить в должности. – Подобный резерв защитит при нарушении поставок продовольствия из-за голода, войны, засухи…

– Засухи? – спросила танцовщица, и я вновь услышал в ее голосе смех. – Я понимаю, почему ты мог забыть, оставаясь в саду за стенами, что в Ан-Забате не бывает дождей.

– Я имел в виду засуху на материке, – сказал я, стараясь сохранять дипломатический тон. – В таком случае стратегический резерв стабилизирует цену на зерно, пока оно остается в запасе, что не даст голодать беднякам города.

– Если на Востоке будет засуха, мы станем покупать зерно на Западе, – сказал Катиз. – Так было всегда. Давай будем честными друг с другом. Ты это делаешь не ради бедняков; ты готовишься к тому моменту, когда заберешь из портов тех, кто призывает ветер, закуешь их в своих темницах и сделаешь все, что в твоих силах, чтобы мы не смогли оказать сопротивление, как в прошлый раз.

– То есть вы не сможете заставить город голодать, – резко ответил я. – Я должен обеспечить защиту на случай, если поставки продовольствия в город прекратятся. Я забочусь о народе Ан-Забата.

– Народ Ан-Забата! – вмешалась танцовщица. – Что ты о нем знаешь? Ты видел его жизнь? Они не боятся голода – они боятся вас. Выйди в город, и мы покажем тебе народ Ан-Забата.

Я почувствовал, как у меня загорелись щеки. Она почти угадала мой собственный стыд, мои разочарования, связанные с садом. Конечно, она оказалась права, однако моя изоляция от их жизни не была моей виной, а стала следствием ограничений, которые мне навязали. Мне хотелось рассказать ей о запретах Голоса-Родника, оспорить ее косвенные обвинения в праздности, но я не рискнул открыто нарушить правила во время аудиенции.

– Ты осмеливаешься угрожать тому, кто может приказать тебя казнить, – сказал я, направив на нее свое раздражение не самым разумным способом.

Рука второй женщины легла на эфес меча. Я почувствовал, как холодок пробежал по моей спине – пробуждение магии говорящих-с-ветром, хотя воздух в зале оставался неподвижным.

– Да, – резко ответила танцовщица. – Неужели тобой настолько овладело отчаяние, что ты хочешь выяснить, как надолго хватит твоего стратегического резерва?

– Атар, достаточно, – вмешался Катиз. – Шазир, убери руку от меча. Мы здесь не для того, чтобы начать войну, – мы хотим мира.

– И что ты предлагаешь, чтобы мир сохранить? – спросил я.

– Ты создал проблему, – ответил Катиз. – Ты должен ее разрешить.

Я подумал о возможностях, которые у меня имелись, и пришел к решению.

– Я не могу полностью отказаться от стратегического резерва, – сказал я. – Что бы вы ни думали, он служит благой цели и является ключом к стабильной жизни города – бастион, защищающий его от трагедий.

– А мы не можем допустить, чтобы он у тебя был, – сказал Катиз.

Я немного подумал.

– Тогда я отдам его вам, – сказал я.

Говорящие-с-ветром обменялись недоуменными взглядами.

– Считайте это жестом доброй воли, – продолжал я. – Я искренне хочу помочь людям Ан-Забата и обеспечить процветание города. Я буду продолжать взимать налог на зерно, а мои агенты – наполнять силосные башни, но охрана и распределение резерва ляжет на ваши плечи.

Они провели короткое совещание шепотом. Я откинулся на спинку кресла, наблюдая за ними, размышляя над тем, какое обоснование своим действиям дам Голосу-Роднику.

– Я считаю, что это ловушка, – пробормотала Шазир на ан-забати достаточно громко, чтобы я ее услышал.

Катиз бросил на нее суровый взгляд, и они продолжили совещаться шепотом. И все это время танцовщица – Атар – смотрела на меня с нескрываемым любопытством в блестящих изумрудных глазах.

– Ты сиенец? – неожиданно спросила она. – Где ты родился?

– Моя мать найэни. – Я показал ладонь левой руки. – Но вне зависимости от происхождения я Рука императора, верно?

– Может быть, – ответила она. – Но они бы так не поступили. Ты мыслишь не так, как они, найэни, с мудростью, которой не хватает империи.

– А кто ты такая, чтобы стоять рядом с мастерами торговли и вести со мной переговоры? – спросил я. – Я видел, как ты танцевала за деньги