За речкой - Артём Март

— Ага… — протянул Волков, наблюдая за тем, как музыканты скрылись в землянке, — в глаза лыбятся. Детишки вокруг бегают, конфеты просят. А как отряд снимается и дальше едет, местные, как всегда, за оружие хватаются. В горы идут воевать. Такой фигней их не проймешь, — Волков вздохнул. — Они только силу понимают.

— А может быть, мы их не очень-то понимаем? — спросил Махоркин, наблюдая, как красивенькая медсестричка махает рукой и топает куда-то за машину.

— Ну не без этого, — прозвучал низковатый басок Глебова. — Они ж первобытные. В племенах до сих пор живут. Не перешли, так сказать, из старой феодальной эпохи. А некоторые — вообще умом до сих пор в неолите сидят. Как дикари.

Волков, послушав от солдата-книгочея такие умные слова, даже удивленно на него зыркнул. Потом нахмурился, явно завидуя знаниям Глебова.

— Ну лады, — Махоркин поднялся с земли. Отряхнул пыльные галифе, — хорошо с вами. Да у меня че-то голова побаливает.

Он залихватски сдвинул свою панаму на затылок. Окинул нас хитроватым взглядом.

— Пойду у медсестрички какую-нибудь таблеточку спрошу. От головы.

— Иди, — улыбнулся я. — Только нос вытри.

— Чего?

— У тебя вся морда в мазуте.

Лицо Махоркина сделалось озабоченным. Он подскочил к какой-то шишиге, что стояла не так далеко от нашего БТРа, вскочил на подножку и посмотрелся в зеркало заднего вида.

Потом поплевал себе на палец и принялся счищать грязь с переносицы.

— Лучше? — спрыгнул он, показывая нам все еще чумазое лицо, на котором светилась широкая белозубая улыбка.

Волков вздохнул. Глебов сдержанно рассмеялся. Я показал Махоркину большой палец.

Мехвод набрался уверенности. И потопал к санитарной машине, сорвав по пути какой-то маленький хиленький кустик вместо букета.

— Тоже мне. Жених, — ехидно хмыкнул Волков, провожая его взглядом.

Некоторое время мы молчали. Просто отдыхали в душной тени афганского вечера. Плюхина уже давно улетел на вертолете, а Муха уже давно исчез в командирской землянке. Там он разговаривал с местным замполитом, что руководил заставой в отсутствие командира.

— Что-то товарищ старший лейтенант там долго, — вздохнул Волков, оторвав спину от теплой резины колеса БТРа и потянувшись. — Уже больше часа как ушел.

Когда Волкову никто не ответил на его комментарий, он замолчал. Но, к сожалению, ненадолго.

— Видать, туго нам будет после ночной операции. Разборки будут. Объяснительные. Но знаете что? Я даже рад, что остался на «Ландыше». Как подумаю, что не Бычка, а я того пацана хлопнул, так сразу дрожь по телу. Это ж Бычку, небось, особый отдел наш будет теперь крутить, мол, че это он афганских детей стреляет?

— Ты помалкивал бы, — сонно сказал я, надвинув панаму на глаза.

Под БТРом немедленно повисла неловкая тишина. Впрочем, на нее мне было совершенно все равно.

Потом раздалось недоуменное Волково «Что?»

— Боец пережил потрясение, — пояснил я. — Ему щас нужно подставить плечо, а не злорадно зубоскалить. Иначе потеряет боеспособность.

— Слушай, Селихов, — зазвучал возмущенный голос Волкова, — ты, видать, забыл, что разговариваешь с замкомвзвода, а?

— Да нет, — я лениво вздохнул. — Я как раз прекрасно помню, с кем разговариваю.

— Да я…

Что хотел сказать мне Волков, мы так и не узнали. Все потому, что он осекся, когда раздались громкие хрустящие шаги.

Я открыл глаза. Это Муха решительно приближался к нашей бронемашине.

Командир разведвзвода замер перед нами. Мы принялись подниматься с земли.

— Где Махоркин? — строго спросил он.

— Ему плохо стало, — ответил Глебов. — От жары. Пошел в передвижную санчасть, чтоб какую таблетку попросить.

Муха ничего не сказал Глебову. Потом внимательно и строго глянул сначала на Волкова, потом на меня.

— Селихов, Волков. За мной. Вы нужны.

Мы с Волковым переглянулись, а потом направились вслед за Мухой, который повел нас в командирскую землянку.

Когда мы спустились в нее, оказались в привычно затхлой, влажной атмосфере подземного жилища. Света от крохотного окошка, что выкопано у входа, не хватало, и потому тут царил теплый, но тускловатый свет единственной лампочки.

На табуретах, у деревянного складного стола сидели двое офицеров — один был капитаном, а другой лейтенантом.

Капитан, сухопарый, подтянутый, с узким и вытянутым лицом интеллигента, носил кругленькие очки на носу.

Молодой лейтенант же выглядел помятым и уставшим. У него был болезненный цвет лица, потухший взгляд и мешки под глазами.

— Значит, вы хотите отправиться с нами, товарищ старший лейтенант? — спросил Муху капитан, поправляя очки.

— Так точно. Втроем. Можем идти в составе взвода охранения. Или под любой другой удобной вам легендой, — сказал Муха. — Проблем не доставим. Работать будем тихо и незаметно. Ну а за одно поможем вам с вашей работой, когда закончим сами.

Капитан наградил нас оценивающим взглядом. Взгляд этот не был по-офицерски жестким. Скорее скептическим.

— Исключено, — наконец сказал капитан. — Исключено и неприемлемо.

— Товарищ капитан, — нахмурился Муха. — Мы должны…

— Неприемлемо, — перебил его капитан, — потому что слишком рискованно. Если вы оплошаете, это подставит под угрозу всю нашу агитационную работу. Все наши усилия по налаживанию контакта с афганцами.

— Товарищ капитан…

— Нет, — покачал капитан головой. — Нет и еще раз нет. Я не могу на это пойти.

Глава 26

Некоторое время офицеры просто переглядывались, а их разговор оставался в сущности беспочвенным.

Тем не менее, в ходе него я узнал, что капитана с лицом интеллигента звали Артёмом Игоревичем Мироновым. И состоял он на должности командира БАПО — боевого агитационно-пропагандистского отряда. Того самого, что появился не так давно у точки первой заставы ММГ-4.

Большая часть отряда — а именно рота охранения и грузовые автомобили с медикаментами и гуманитарной помощью стояли лагерем в нескольких километрах от заставы.

Насколько я понял, основная часть отряда — передвижная кинобудка, БТР с громкоговорителем, мобильный медицинский пункт и отделение охраны в виде мотострелков на бронетранспортёре — прибыли в расположение ПЗ с целью продолжить отсюда дорогу на кишлак по пути, считавшемуся наиболее безопасным. Пути, который был под контролем пограничников.

И предприимчивый Муха решился на то, чтобы попросить помощи у капитана. И судя по лицу нашего старлея, для него было полной неожиданностью то обстоятельство, что Миронов отказал.

Не походил он, этот Миронов на человека, столь резкого