Фаворит-5. Родная гавань - Денис Старый

прекрасно понимали, к чему я клоню. Они боролись со своей честью, гуманизмом и другими «измами», которые начинают вбивать в голову русскому дворянину. Мол, скажут, что русские воюют только подлыми методами, трусливыми. А каждому рассказывать, что так делают все колониальные державы в отношении аборигенов в колониях, не получится. Это же, якобы, другое!

— Подпоручик Фролов, вы бы забывали литвинский говор, — сказал я, изучая реакцию офицеров на высказанное Фроловым. — Но вы услышаны.

Сильно большого отторжения предложения я не увидел, и не почувствовал. Что-то изменилось в гвардейцах. Они недавно уже прощались с белым светом, собираясь лишь дороже продать свои жизни. И теперь хотели победы. Но уже такой, чтобы без надрывов, пусть и хитростью.

— Разрабатывайте операцию. Отвечать за неё будет подпоручик Иван Кашин, — сказал я.

— Так точно! Работать операцию по… — Кашин долго искал формулировки. — Хвори закинуть супостату!

Но, пусть так. Главное, что понял суть необходимого. И без того в моём отряде используются такие формулировки, которые могут быть и вовсе непонятны кому-то другому, кто не имел дела со мной. Но пусть учатся. Мало ли, я сейчас задаю тренды в военном лексиконе русской армии.

— Ещё что? — спросил я, вновь призывая думать своих офицеров. — Этого мало. От нас ждут большего.

Минут пятнадцать поступали какие-то несуразные предложения. То давайте ночью неожиданно нападём. То попробуем прорваться через турок на оперативный простор и начнём диверсионные действия на коммуникациях врага. Даже какую крепость возьмем в тылу противника.

Причём, последнее предложение могло бы быть весьма интересным, если бы мы хоть немного знали местность и имели хоть какие-то, пусть и самые примитивные, базы. Чтобы работать на коммуникациях врага у нас просто нет никаких возможностей. И нет в достаточной степени лояльного к нам населения.

— Бах! Бах! Бах! — начался, словно по расписанию, очередной обстрел крепости.

Никто из присутствующих даже не моргнул. Слышать выстрелы и взрывы уже становится привычкой. Особенно, когда понимаешь, что артиллерия врага до места совещания не достанет.

Мы находились в большом доме, занимали целую деревушку в полутора верстах от крепостных укреплений. Так что и звуки выстрелов были приглушенными.

— Склады их подорвать надо! — зло сказал подпоручик Смитов. — Кабы нечем было бить по стенам.

— Вот, господа, наш главный артиллерист понимает, в чём преимущество врага. У них есть чем стрелять по нам. Пока у турок достаточно пороха, они будут обстреливать крепость. У них есть осадные орудия. И гляди, того и пробьют стены, — назидательно я вздёрнул указательный палец.

— Подпоручик Фролов, завтра у меня должен быть язык! Приведите того вражеского офицера, который хоть что-то будет знать! — раздавал я приказы. — Подпоручик Кашин — к вечеру доложить о состоянии дел по подготовке вашей операции.

Через пятнадцать минут я остался один. Вернее, наедине с картами. У нас, действительно, было крайне мало сведений. Не знали наверняка, как располагается лагерь османов, где они держат резерв, и есть ли он у турок. Где расположение каких отрядов.

Османов и татар очень много, и основные лагеря расположены в трёх-четырёх верстах от передовой. Причём, за холмами и в низине. Но это всё, что мы знаем о расположении неприятеля. Конечно, что видно невооружённым взглядом или в зрительную трубу — всё уже нанесено на карту. Но здесь не было ни одного склада. А нам нужны именно склады.

Вот еще одно наше преимущество, пусть и временное, и недостаток врага. Мы захватили большие склады с продовольствием и многим другим, что нужно для войны и не только. Татары с турками предполагали держать оборону Перекопа не меньше года, запаслись.

А кормить такую армию, как турецкая — архисложная задача. Тем более, что к туркам присоединились еще и татары. А обоз хана был Минихом взят. Так что нахлебников в армии визиря более чем хватает. И снабжение имеет большое логистическое плечо. По морю так же сложно обеспечить хотя бы десять процентов снабжения.

— Пустите меня! — на немецком языке кричал…

— Ганс? — удивился я.

Странно было вовсе видеть доктора Шульца таким агрессивным, столь категорично настроенным прорваться ко мне.

— Пустить! — приказал я, накидывая на карты простынь.

Это не проявление недоверия к нашему доктору. Это порядок в делах, который должен быть у каждого. И вовсе пора уже вводить понятие уровня доступа к информации. Чтобы всё было в системе и никого не обижало, не оскорбляли недоверием.

— Я имею честь вызвать вас на дуэль! Смею напомнить, что я дворянин! — выкрикивал Ганс Шульц.

Твою же в маковку! Мало мне дуэлей? Впрочем, это не ссора с Салтыковым, здесь я постараюсь решить миром.

— Садись, мой друг, рассказывай, чем же я тебя оскорбил и обидел? — сказал я, указывая на лавку.

Вот так и получается, что решаются вопросы государственной важности, сложной войны. А тут влюбленный медик на дуэль вызывает. И в чем же дело?

— И она сказал тебе, что должна возлечь со мной и только после принять мое решение и быть уже с тобой? Что это такое требование ее хозяина? — усмехался я.

— Но вы же не можете! Это… это…

— Что это? Плохо? Так я и не собираюсь. Все… Иди, Ганс и работай. Мне сообщили, что у нас простуженных солдат прибавляется, — отмахнулся я.

— Но как же Аиша?

— Иди, Ганс со своей Аишей. Я изгоняю ее от себя. Ну хочешь ее себе в рабыни, так купи у меня. Серебряного рубля хвати. Или полушку, — меня забавляла ситуация.

Да и сам медик, видимо, понял, насколько нелепо выглядит. Так что осунулся и чуть ли не плачет. Под пулями не убоялся стоять, строгий и суровый за операционном столом. А тут. Вот правда же, что женщины — главная слабость каждого мужчины!

— Будете крестным отцом для Аиши? — неожиданно спросил Ганс.

— Что?

— Ну пастора лютеранского я не найду. А православные священники в армии есть, — сказал Ганс и покраснел.

— Разрешение архиерея нужно для Аиши, — задумчиво сказал я, но обнадежил Ганса. — Я решу это. И нельзя отказываться быть крестным отцом. Иди… Жених.

Вот же… Дед прислал ко мне соглядатая. А еще и ту, которая могла бы сильно осложнить мне жизнь. Красивая, чертовка! Как поправился, так избегать ее стал. Сорвусь же. Вот и пусть Шульц живет. А я порадуюсь. Порой очень приятно устраивать судьбы