Чёрные скрижали - Павел Сергеевич Комарницкий

— Ой, да ну тебя! — девушка с плеском ринулась в воду. Не теряя ни секунды, Денис последовал за нею.

Вода в океане Эари была, по выражению Изи, «малосольная», больше похожая на физраствор — так что даже глаза не щипала. И тёплая до обалдения, где-то градусов под тридцать. Наверное, в таком море можно плавать непрерывно, воплощая мечту об ихтиандре, промелькнула в голове у Дениса очередная посторонняя мысль.

— Вау-вау-вау! — Изольда перевернулась на спину и поплыла, взбивая ногами маленький бурунчик. — Туи, ради такого можно бы нас и раньше поднять!

— Ну вот ещё! — откликнулась эльдар. — Кодекс Чести и Права! Надо же было дать вам всё закончить!

— Туи, не сердись, но я всё никак не привыкну к вашему естественному бесстыдству! — в отличие от любимой Денис плыл кролем, мощно размахивая конечностями.

— Я не сержусь, ибо не за что, — Туилиндэ развернулась в сторону берега. — О, а вот и ваши соратники!

— Приветствую вас, земляне! — художник пускал фонтаны не хуже кашалота. — Как спалось?

— Лучше не бывает!

— Ну, я надеюсь, заряд положительных эмоций вами получен, — Туилиндэ уже выходила из воды, как Афродита. — Сейчас покушаем и двинемся в путь. Всё-таки у нас чересчур плотный график, я считаю.

Эльдар стояла на кромке прибоя, отжимая роскошные золотые волосы, и в двойном свете — зари и Эвитара — сама казалась статуей, изваянной из золотого сплава.

— Куда мы сегодня? — осведомился Денис, старательно подавляя непроизвольный рефлекс — прикрыть горстью срам.

— На биофабрику, — Туилиндэ подставляла рассыпавшиеся золотые космы лёгкому бризу.

— Э? Кхм…

— Да, я поняла, не надо формулировать вслух. — эльдар посерьёзнела. — Это на Земле богатым туристам-бездельникам показывают исключительно красоты да развлекушки. Всякие карнавалы в Рио и прочее шоу.

Пауза.

— Я же хочу, чтобы дошло до вас, как надо жить. В Бессмертных Землях.

Глава 10

Пациенты и экспонаты

— … Нет-нет, в реанимацию мы никого не пускаем! Это исключено!

— Вот для меня сейчас вы и сделаете такое исключение, уважаемая Галина Михайловна.

Холмесов улыбался вполне располагающе, однако на сей раз не слишком широко. Улыбка представителя закона, знаете ли, штука такая… должна быть строго дозирована. Не всегда следует лучезарно ослеплять сиянием зубов. Уж больно строга местная владычица палат и коридоров.

— Мы даже его супругу не пустили! — Галина Михайловна стояла насмерть, как самурай, прикованный к пулемёту, однако в глазах уже мелькнула тень сомнения.

— Галина Михайловна, я ведь не супруга, — Алексей ещё убавил в улыбке. — Я следователь. Сейчас я поговорю с коллегой, и вы, пожалуйста, никуда не уходите. С вами мне тоже удобнее всего побеседовать прямо здесь, в целях экономии моего и вашего времени. А то все эти повестки-вызовы, знаете ли… хватает суеты сует и без того.

Он совсем убрал улыбку.

— Обстоятельства болезни товарища майора выглядят несколько странными, и пока не будут выявлены до конца, исключить версию покушения невозможно.

Разумеется, это был чистый блеф и ход конём, однако столь убойный аргумент сломил наконец самурайскую гордыню врачихи.

— Ну хорошо… Халат наденьте.

В палате на три койки под капельницей лежал какой-то дедок, измождённый не хуже узника Бухенвальда, и его антипод, апоплексически багровый толстяк, помимо капельницы снабжённый кислородной трубкой, засунутой в ноздрю. Третью кровать занимал майор Упрунин, снабжённый лишь дыхательной трубкой. Пустой штатив капельницы торчал у изголовья. Товарищ майор мощно сопел, перекрывая негромкое шипение кислорода.

— Иван Николаич… — негромко окликнул Холмесов.

Упрунин перестал сопеть, распахнул глаза, ясные, как у ребёнка.

— А? Лёша? Я, кажется, заснул…

Майор скосил глаза на кислородный шланг, потянулся рукой и выдрал из носа назальный ингалятор.

— Экую гадость в нос засунули… Где это я?

— Так… в больнице, Иван Николаич, — старлей придвинул к кровати табурет и сел. — В Соколова. Подозрение на инсульт.

— Гм… — Упрунин осторожно повращал глазами. — Брехня.

Пауза.

— И давно я тут?

— Да со вчерашнего дня.

Майор вновь принялся вращать глазами, явно в целях проверки.

— Сегодня какое?

— Третье января. Там вас супруга дожидается. Переживает.

— Нет, постой… погоди… какая-то мысль ускользнула…

Пауза.

— Третье января, говоришь… Не помню ничего. Как чёрная яма в памяти. Слабость такая в теле… а голова будто пустая и лёгкая. Как воздушный шарик.

Пауза.

— Иван Николаич, — осторожно спросил Холмесов, — а что вы помните?

Пауза.

— Что помню… — майор наморщил лоб. — Последнее, что помню — осень, листья жёлтые над городом кружатся… с тихим шорохом нам под ноги ложатся… Ни хрена не сходится. Ты говоришь, вчера меня сюда привезли? Второго января то есть?

— Ну да. Прямо из дому.

— Подробнее.

— Супруга ваша к подружке с визитом пошла, поздравить с наступившим, то-сё… Вернулась, а вы без сознания. Дальше скорая, и вот вы здесь. Иван Николаич, вы вообще вчерашний день не помните?

Майор вновь наморщил лоб в мучительных попытках что-то вспомнить.

— Абсолютно. Без просвета.

Упрунин завозился и сел.

— Иван Николаич, вы б лежали… — забеспокоился Алексей.

— Цыц, Лёша. У меня там Зина переживает, а я валяться буду… вон, смотреть страшно, — майор кивнул в сторону тяжёлых пациентов. — Тут здоровый от одного вида загнётся…

— Врачиха тут строгая.

— Да мне по мудям, строгая-нестрогая… Ишь чё выдумали, лепилы — инсульт! Да у меня бы башка сейчас раскалывалась, глаза не повернуть!

…

— Степан Андреевич, неужто это вы? Глазам своим не верю! — Изя едва сдерживала смех.

— А что делать? — удручённо откликнулся художник. — Нет сил терпеть, в этакой-то жарище. Не хватает ещё опреть, право!

Действительно, зрелище было весьма занятным. Ладнев наконец-то избавился от тёплых брюк и сейчас щеголял в широких как галифе чёрных сатиновых трусах, немного не достававших до колен.

— Ну, все готовы? — на крохотной лужайке, куда выходили «дверные проёмы» группы спален — некий аналог гостиничного холла — возникла Туилиндэ, одетая в малахитовое платье приблизительно того же покроя, что и прежнее золотое. — О! Поздравляю, Степан Андреевич. Однако напрасно ты отказался от туники, право.

— Гм… — откашлялся Ладнев. — А если сейчас?

— Ну, давай попробуем, — улыбнулась эльдар.

Взмах рукой, и прямо на изумрудной травке газона возник свёрток.

— Примерь, Стёпа.

Художник осторожно развернул вещь — в свёртке оказалась бело-розовая туника с красной узорчатой каймой.

— Колдовство…

— Материализатор, Стёпа, — засмеялась Туи.

— И это каждый у вас вот так вот всё-всё может сделать?

— Ну, не всё-всё, положим… Но квалитет ответственности на простые бытовые вещи, одежду там и обувь, получают начиная с детского возраста.

— Туи… а можно мне тогда тоже… ну… другое платье? — Изольда с блеском в глазах разглядывала переливающееся искрами и муаром малахитовое платье эльдар.

— Аппетит приходит во время еды? — засмеялась Туилиндэ. — Чем