Жрец со щитом – царь на щите - Эра Думер

Я прикрыл глаза, веки задрожали и наполнились горячей влагой.

– С… Сателлит?! – раздалось прямо над головой.

Вскочив, я стукнулся лбом о любопытные пухлые губы. Филлия собственной персоной прикрыла рот и воззрилась на меня, будто увидела покойника. Ах, Луциан, сногсшибательная шутка.

– Филлия! Я что, сплю? – Я шутливо протёр глаза, на самом деле избавляясь от жалких слёз. – Что ты тут забыла?

– Дурак, я в Орке по вашей с Негоциатором милости. – Филлия подбоченилась, всё в том же цветочном одеянии, словно роза из сада, где мы резвились в детстве с Ливием. – Тейя, наверное, с ума сошла от страха за меня!

– Ты не говорила, что Тейя того. – Я скрестил руки под подбородком, изображая скрещённые кости. – Хотя… Теперь не важно. Как ты тут? Подумал, ты скучаешь, вот и позволил длинноухим скотам лишить меня жизни, чтобы тебя, красивую, проведать.

Филлия охладила щёку тыльной стороной ладони, стрельнув улыбкой. Ямочки, пышность и румянец – всё в ней выдавало чужую здешним местам.

«Её здесь быть не должно».

– Прогуляемся? – Я предложил локоть, и Филлия, улыбнувшись, зацепилась за руку. Мы начали неспешный круг по пляжу. – Когда я впервые вас встретил, подумал, что настолько разных людей жизнь свести неспособна.

– А теперь? – Филлия вскинула светловолосую голову. – Так уверен?

– Знаешь, дитя Венеры, я только что общался с призраком на земле, а теперь – с живой в мире мёртвых. У Фортуны чёрный юмор.

Мы помолчали. Я взрыхлил песок носком сандалии и усмехнулся:

– У меня не осталось сомнений, что в вас с Тейей сидит одна душа.

Филлия расхохоталась. Ей понравилась фраза, неприличное окончание которой мы придумали с Ливием. Мы оба куски дерьма.

Не преуспел в красноречии, как Ливий, однако постарался приободрить несчастную: сказал, что у неё велик шанс покинуть Орк.

– Тейя справится. – Филлия оставалась непоколебима в уверенности. – Я, правда, говорила ей, что хочу умереть в юношестве, чтобы мой призрак выглядел так же обворожительно, как я сейчас. Обидно, что подруга будет вечно зелёной, а я – старухой.

– Ты останешься с ней после смерти?

– Конечно! – Филлия похлопала ресницами и вновь прильнула к моему плечу. Она очертила ладонью горизонт из очереди духов безветрия. – Мы отправимся бороздить мир. Отправимся за Океан, за пределы сущего. Будет весело. Мы так договорились ещё в детстве, когда я увидела её впервые.

В горле шевельнулся ком. Потом я вспомнил, что его не может быть, и фантомное движение прекратилось.

– Заблуждаешься, если думаешь, что чем-то от нас отличаетесь. Вы с Негоциатором. – Филлия похлопала меня по руке. Я вскинул брови в изумлении. – Ну же, чаровник, не прикидывайся недалёким! Вы как кошка с собакой, как Сол и Селена, земля и небо – это верно.

Ощутил, как в носу заколол знакомый аромат цветов с матушкиной виллы, оставшейся нам с отцом в наследство. Филлия пахла как нектар бутонов внутреннего садика, а Тейя – как листья, орошаемые струями фонтана. Розы, поговаривают, способны хранить секреты.

– Я дерьмовый друг, – возразил я.

– Да, – Филлия приподняла плечо, улыбнувшись, – и он тоже. Идеальны лишь боги, а мы рождены, чтобы заблуждаться, Сателлит. Вы грызётесь, чтобы приучить друг друга к ранам. Чтобы выработать сопротивление к чужим козням. Вы воспитываете друг друга, как зверята, потерявшие мать. Мать обучает детёнышей охотиться и отражать нападки, они ведь погибнут без необходимых навыков. А у вас есть только вы, и вы растёте вместе, как мне видится. Вы кусаетесь, но не для того, чтобы убить, а потому, что верите: мир несправедлив и жесток. Как только на кого-то из вас поднимают оружие, вы становитесь единым целым и раздираете врага в клочья. Я… вас на самом деле не знаю, но чувствую, что в этом мы схожи.

Меня задела глубина её суждений. Филлия била в самое ядро, и я складывал оружие. Стоял, как набитый олух, растерявшись. Обычно в таких случаях я кидался в жаркий спор, рычал и сбегал.

Но из савана мертвеца не выбраться.

И от правды не сбежать.

– Вы тоже проходили через это с Тейей?

Филлия захохотала, обвила мою руку, сплетя пальцы, и шепнула:

– Секретик.

Я не сдержал полуулыбки.

– Возьми это, – сказала она и вложила два кусочка меди мне в ладонь, – для уплаты за переправу.

Внезапно что-то щёлкнуло, и Филлия исчезла. В мгновение ока – заметить, как это произошло, не успел. Её следы на песке оборвались, а мои продолжали одинокий ход, пока я крутил в руках мзду лодочнику.

– О боги, – с жаром выдохнул я, – надеюсь, ребятам удалось вытащить эту болтливую деву. Утомила.

Приукрасил, конечно. Радость за спасённую не умаляла тоски, которую я испытал в её отсутствие. Один в Орке – ну ты и встрял, Луциан. Впрочем, встретить здесь знакомых – причина скорее для горя, чем для ликования.

С противоречивыми думами побрёл в сторону очереди. Вставать в хвост не торопился, лишь ходил кругами и не без любопытства заглядывал в пустые лики.

Не заметил, как сознание поплыло – и я присоединился к шествию.

«Подходить было ошибкой. Затянуло», – допустил я задней мыслью.

Богато одетый толстяк впереди прошёл под аркой и, поигрывая украшением, отправился к ладье. Она покачивалась на волнах Стикса, управляемая сверхъестественной силой. Я замешкался, и меня подтолкнули в спину. Не будь я загипнотизирован, обязательно спросил бы: «Куда ты торопишься?! Сейчас-то уже куда, болван!»

Я свободно прошёл арку и подошёл к опустевшей лодке. Куда делся аристократ? Невольно коснувшись серёжки, сжал второй ладонью куски меди.

Ладья, словно теряя терпение, подпрыгнула на волне и оплескала застрявшего на берегу. Вздрогнув, я обернулся. Больше никто не мог спасти от участи уйти молодым. Поэтому я смирился, шагнул в лодку, и она отчалила.

Когда полоска берега отдалилась на акт[25], сверху что-то захлопало, а следом посыпалось – белое и невесомое, как снег в варварских землях. Я подобрал «снежинку» и узнал в ней перо, объятое мягким свечением. Вскинув голову, потерял дар речи: в сером небе, раскинув крылья, парил белоснежный Каладрий[26].

Меня подхватили за плечи и, раздирая их когтями, вытянули из лодки. Ладья не отпускала, держала невидимыми щупальцами за щиколотки, но Каладрий возопил, и его воля к спасению страждущего пересилила тягу смерти. Взмахнув крыльями, птица устремилась ввысь, и я узрел, как под болтающимися ногами отдалились реки и низкие скалы, обречённые на вечную тишину.

В конце концов виды затянулись тучами, и я выдохнул.

«Не прощаюсь, но возвращение, пожалуй, отложу ещё лет на тридцать – сорок».

Набрав воздуха, я сел. Хватаясь за грудь, живот и бока, дышал, пока перед глазами не