Моя Анимежизнь 11: Возрождение - Павел Смолин

все-таки не соваться к Министру культуры прямо на похоронах, а сначала заехать сюда. Повод имеется, в виде концерта «Монстры рока», организацию которого я подмял под себя еще давно, и вот, за две недели до назначенного срока, Михаила Сергеевича угораздило помереть.

Миновав вход в здание, подождал, пока Тимофей предъявит корочку с маскировочными буквами «ГРУ», и мы поднялись наверх, постучав в дверь зала для совещаний. Открыл нам безликий советский полуседой очкастый функционер. Сколько таких просто заменят фотку Ленина в своем кабинете на более демократическую и останутся заниматься привычным ничегонеделанием во времена демократии? И думают ли об этом советские граждане?

Поклонившись нам, номенклатурный дрон посторонился, и мы вошли внутрь. Еще пяток дронов поднялся на ноги. Один — в форме милицейского полковника, другой — в форме полковника армейского.

— Доброе утро, товарищи, — мы с Нанако и охраной поклонились, Тимоха остался стоять.

Ответный поклон, и я продолжил:

— Ужасные вещи творятся в Литве, — вздохнул. — Ужасная потеря для всех нас, — подошел к столу и уселся за него, недоуменно осмотрев помещение.

Совсем о*ели?

— Вася, стул! — прошипел один из «гражданских» дронов открывшему нам дверь.

Передавали же, что Иоши прибудет с личным секретарем. Почему моя Нанако должна напрягать свои милые ножки?

Стул был найден, вручен девушке, а я не забыл виновато улыбнуться:

— Простите за беспокойство.

— Во всем должен быть порядок, — простил меня дрон.

— Первым делом предлагаю почтить память Михаила Сергеевича минутой молчания, — предложил я.

Помолчали, и я готов поклясться, что на смерть Горби всем присутствующим было плевать — настолько у них были нереалистично-грустные рожи.

— Земля пухом, — подвел я итог «минуте». — Как долго у вас обычно длится траур по главе государства?

— Уже закончился, — ответил дрон с табличкой «Леонид Матвеевич Тереньтев».

— Прозвучит очень цинично, и я прошу за это прощения, но для нашего с вами дела это — хорошо, — покивал я. — Спасибо огромное за то, что успокоили — мероприятие крупное, звезды — капризные и занятые, и перенос бы обошелся нам в несколько миллионов долларов.

— Мы все понимаем, товарищ Одзава, — заверил Леонид Матвеевич.

— Существуют ли проблемы, о которых я, как инициатор мероприятия, я должен знать? — спросил я.

Армейский полковник кашлянул и начал развязывать тесемки папочки.

Прекрасно зная, сколько народа придет на «русский Вудсток», я не постеснялся запугать бывших соотечественников. Поле выбрали то же самое, но подготовка началась сильно заранее: прежде всего, конечно, установка по краям поляны туалетных кабинок. Вторая важная штука — продуманная система подвоза людей таким образом, чтобы каждого из них могли обыскать стянутые со всего Подмосковья милиционеры. Третье — «аренда» пяти воинских частей: невооруженные солдатики будут следить за порядком, оперативно удаляя из толпы умудрившихся пронести алкоголь и потерявших человеческий облик зрителей. Видимо, о проблемах с воинскими контингентами полковник сейчас и поведает.

Внезапно в помещение ворвался напуганный молодой дрон:

— Государственный переворот!!!

— А⁈ — аж подпрыгнули дроны пожилые.

Он что, сегодня⁈

— Сейчас по радио объявляли, Янаев чрезвычайное положение ввел. Министр обороны проводит совещание, Спецбригада МВД движется к Останкино!

— Похороны же, — горько вздохнул Леонид Матвеевич.

— У вас проблемы, товарищи? — включил я дурачка.

— Позвонить надо, — шепнул мне Тимоха и выскочил из кабинета, чуть не врезавшись в едва успевшего посторониться «гонца».

— Товарищ Одзава, в Москве сейчас… — Леонид Матвеевич пожевал губами. — Неспокойно, но я очень надеюсь, что к концу сентября проблемы будут решены. Позволю себе заметить, что для вас будет безопаснее сегодня же улететь в Японию.

— Благодарю за заботу, Леонид Матвеевич, — с улыбкой кивнул я, поднявшись со стула. — Полагаю, товарищи, у вас сейчас есть гораздо более важные дела, чем это, а я немного беспокоюсь за родителей, поэтому предлагаю перенести наше совещание на более спокойные времена.

Нанако подскочила вслед за мной, мы поклонились и вышли в коридор, не забыв прихватить охрану.

— Асуна-сан, — обратился я к старшему в «двойке». — В СССР начался государственный переворот.

— Рекомендую немедленную эвакуацию за пределы Москвы с последующим вылетом в Токио, — не подвел он. — А еще я обязан связаться с вашим отцом.

— Разумеется, — одобрил я.

Дверь напротив открылась, и оттуда вышел очень задумчивый Тимоха.

— Нам нужно позвонить, — проинформировал я его.

— Выйди, — обернувшись, буркнул он.

Советский дрон застенчиво вышел из кабинета, не забыв отвесить кривенький поклон, и я с Асуной-саном и КГБшником зашел внутрь, закрыв за собой дверь.

— Сначала батя, — прокомментировал я для Тимофея, достал из кармана бумажку с номером родительского номера (хе) и набрал. — Отец, тут…

— Государственный переворот! — ответил он. — К гостинице приехали армейские машины и куча солдат. Их командир заверил нас, что в гостинице сейчас безопаснее, чем пытаться покинуть Москву. Езжай сюда.

— Не могу, — ответил я. — У меня другие планы. Они ОЧЕНЬ важны.

Пауза, грустный отцовский вздох:

— А разве могло быть по-другому? Будь осторожен, сын.

— Буду, — пообещал я. — Передаю трубку Асуне-сану.

— Хорошо, — одобрил отец.

Пока охранник докладывал ситуацию по второму разу и получал ценнейшие указания формата «не дай моему сыну сдохнуть», я спросил Тимофея:

— Непосредственный начальник за кого?

— Ждет приказа, — поморщился он.

— Как и вся остальная страна, — покивал я. — Ё*нуть Ельцина — будет вой, но постепенно он сойдет на нет, а страной будут рулить коммуняки. Но хватит ли яиц такой приказ отдать?

— Если что-то предлагаешь — предлагай конкретно! — сложил он руки на груди.

— И послушают? — удивился я.

— Прислушаются и примут к сведению, — поправил он.

— Тогда и смысла нет, — развел я руками. — Не моя страна, не моя ответственность. Но, раз берут «Останкино» — это типа нынче к телеграфу и почте приравнивается…

КГБшник нервно хохотнул.

-…Значит планируют взять контроль над СМИ. Спорим, где-то к вечеру в эфир попадет сюжет, на котором такой красивый Борька Ельцин зачитывает бумажку, по которой госпереворот незаконный, а на фоне какой-нибудь редактор так несмело комментирует: «это показывать нельзя»? У вас же тут как — если «совки» запрещают, значит — хорошее.

— От меня-то чего хочешь? — насупился Тимоха.

— Очень большую бумажку, которая запрещает вообще всем противодействовать съемочной группе «Хонда+» со