Тиран Золотого острова - Дмитрий Чайка

До восхода Плеяд(1) оставалось еще добрых полсотни дней, но корабль под водительством критянина Кноссо вышел из порта Сифноса, держа путь на запад. Рискованное это дело, очень рискованное, но отчаянный мореход уверил, что приведет судно ровно туда, куда нужно. Если, конечно, морские боги будут благосклонны к ним. Приличные люди не ставят парус до наступления сева, но кто сказал, что морские разбойники — приличные люди? Они не соблюдают обычаев, по которым живут остальные.

«Тритон», на котором пошло пять десятков корабельной стражи под командованием карийца Сфанда, взял на свой борт еще одного человека. В трюме биремы, обнимая тяжеленный сундук, сидел писец Филон, который даже с лица спал, так боялся того, что может случиться. Небывалую службу потребовал от него царь Эней, неслыханную…

В первый день корабль достиг Пелопоннеса, но Кноссо не стал огибать Малейский мыс. Он приказал вытащить судно на берег, а потом прямо там же перерезал горло истошно блеющей козе, которую прихватил с собой для этой цели. Алая кровь окрасила прибрежные воды, а критянин, вырезав самые вкусные куски, с размаху бросил их в нетерпеливо набегающие серые волны. После этого он налил в плошку воды, положил туда сухой лист и какую-то иглу, да так и просидел несколько часов, закручивая лист то в одну сторону, то в другую. Филон то и дело слышал сдавленные ругательства вперемешку с именами богов, а Кноссо так и заснул около этой плошки. Утром критянин первым делом проверил, в какую сторону смотрит игла, бережно положил ее в шкатулку, а потом дал команду отплывать.

В тот день они обогнули-таки выставленный вперед палец огромного полуострова и, не став прижиматься к берегу, пересекли Лаконский залив поперек. Кноссо при этом не отрываясь смотрел на плошку, в которой колыхался листик с той самой непонятной иглой. Они обогнули мыс Тенарон и точно так же переплыли Мессенский залив, за которым начинались земли царя Нестора, басилея Пилоса. Там они заночевали еще раз. Дальше нужно плыть точно на север, вдоль западного побережья Пелопоннеса. К величайшему удивлению Филона, выяснилось, что Великое море не так уж и велико. Он всегда думал, что Итака — это дикий край обитаемой земли, а оказалось, что до нее всего-то четыре дня пути. Шесть, если ползти вдоль берега подобно черепахе.

В глубокий залив, окруженный сушей с трех сторон, почти никогда не заходит большая волна. Здесь, в самой дальней его точке и обосновался царь Одиссей, повелитель здешних вод. Он не стал изменять наследию предков, а потому так и остался жить на острове, который был куда меньше, чем соседний Закинф и Кефалиния. Хотя, скорее всего, он остался здесь потому, что проход к его столице (ну, если можно было так ее назвать), до того узок, что даже посредственный пращник перекинет камень с одного берега на другой. Кноссо рисковать не стал и бросил якорь неподалеку, отправив гонца к царю.

Филон внимательно разглядывал того, о котором столько слышал. Гроза западного берега, отчаянный грабитель, работорговец и купец, Одиссей Лаэртид, принял его у себя без промедления, чем удивил писца несказанно. Господин предупредил его, что с царем Итаки они не враги, но все же Филон до самого конца не верил. Не верил и боялся. Среднего роста, широкоплечий воин с вьющимися темно-русыми волосами и обветренным лицом, несомненно, был умен. В таких вещах Филон никогда не ошибался, и он сделал себе зарубку на память: не сболтнуть бы лишнего.

— Хорошие корабли у твоего царя, Филон, — сказал Одиссей, когда молчаливые женщины под надзором юной царицы Пенелопы выставили на стол угощение. Лепешки и соленая рыба, козлятина и оливки, чистая вода и вино. Филон налил себе и плеснул немного на земляной пол, славя богов.

Приземистый дом, выстроенный в один этаж, великолепием не поражал. Он, по обычаю остров, сложен из грубых каменных глыб и накрыт черепицей из небольших плиток сланца. Во дворе его пасутся козы, гуси и свиньи, а хижины подданных повелителя Ионических островов окружали дворец в художественном беспорядке. Пиршественный зал вместил бы едва ли десяток человек, и именно столько их возлежало на деревянных ложах перед низкими столиками, уставленными едой и вином. Филон, Сфанд, Кноссо и еще несколько достойнейших людей с мордами отпетых разбойников. Масляные лампы, слепленные из глины, освещали зал тусклым светом, а жаровни царь и вовсе приказал унести. Здесь, в тесноте, собралось столько мужей, что и так дышать нечем.

— Вы не побоялись выйти в море в такое время! И даже Китиру прошли без боя, — произнес Одиссей и захохотал. — Тамошние ребята не успели выйти на свой промысел, только проводили вас взглядом! Хорошо вы придумали!

— Я склоняюсь перед мудростью своего государя, — чинно ответил писец, прожевав кусок тунца. А наемник Сфанд кивнул и замычал согласно, пережевывая угощение. Он тоже склонялся.

— Царь Эней так хорош? — впился Одиссей в писца пристальным взглядом. — Люди болтают разное, но я давно не верю врунам.

— Я думаю, они и малой доли не знают, — небрежно ответил Филон. — Я по сравнению с ним чувствую себя мальчишкой.

— А каково его слово? — нарочито небрежно спросил Одиссей. — Верно ли оно? Или его слова — пустой звук?

— Его слово тверже бронзы, царь! — с достоинством ответил Филон. — Он просил передать, что пока ты будешь в походе, его воины не тронут твои владения. Я оставлю тебе клетку с голубем. Если твоя жена и сын попадут в беду, пусть выпустят его. Мой царь тут же узнает об этом и пришлет помощь.

— Надо же! Не думал, что так можно, — усмехнулся Одиссей, но глаза его не выражали и капли веселья. — Что ж, я буду ему обязан, хотя у меня все же есть надежда, что тот поход не состоится. Уж больно далеко идти. Что нам в той Трое! Агамемнону нужен путь на восток и олово, а что там делать мне? Добыча? Да я потеряю больше, и много хороших парней положу ни за что.

— Согласен, — кивнул Филон, поставив на стол пустой кубок. — Ты дашь нам проводника в Додону, царь?

— Дам, — кивнул Одиссей. — Иначе вам ни за что не пройти мимо Керкиры. Тамошний басилей просто зверь какой-то. Да и воды ее коварны, особенно сейчас, когда Семь Сестер еще не взошли.

Уф-ф! —