Марс, 1939 - Василий Павлович Щепетнёв

что далеко ходить, других искать, он, капитан Шаров охотится преимущественно на зайцев. Во-первых, это просто, во-вторых, безопасно, а в-третьих – служба такая. Да-с.

Было действительно тепло, неудивительно, что зверьков манило погреться. Там, снаружи, мороз градусов за тридцать – не до гуляний. Опять же темнота. Спи, капитан, отдыхай. Копи силы на день завтрашний. Уже сегодняшний? Тем более копи.

– Надя, только не стреляйте, если кого-нибудь заметите. Меня разбудите прежде.

– Хорошо.

– Я ведь тоже – стрелок отменный. Когда вижу цель.

Так можно всю ночь впустую проболтать. Тары-бары на Марсе.

Он закрыл глаза, удобнее устроился в кресле. Будем считать слонов. Марсианских. Мохнатых-мохнатых, неслышно трубящих за триста верст своим собратьям по хоботу. Такая у них особенность, у слонов, – трубить. Даже во вред себе. Не могут они иначе. А приметить слона довольно просто. Нужно только немножко отступить назад и поднять голову.

Глава 8

Уют кресла оказался обманчив. Тело страдало и плакалось. Совсем не хочет долг исполнять. Не хочет – заставим.

Марсианский рассвет не бодрил, не вдохновлял. При чем тут рассвет? Честно надо признаться – годы. На диванчике надо лежать или на печи, а не шастать в поисках шпионов. Ничего, лет через двадцать уйдет в отставку с полным пенсионом и медалью за выслугу лет.

Шаров посмотрел на часы. Пять часов сна, однако. Ровно на пять больше, чем он заслужил. И еще жалуетесь, капитан? Стыдно, стыдно, батенька.

– Проснулись?

А Надежда вот не поспала. Охраняла сон мужественного капитана Департамента.

– Проснулся. Давайте, Надя, назад двигать. В город. Великие дела ждут.

Она ни о чем больше не просила, не напоминала. Интересно, что думалось ей ночью? Поняла бессмысленность просьб или просто разозлилась? Да будет ей Земля, будет. Служба в Департаменте имеет много гитик. Объявить, например, ее свидетельницей на процессе. Правда, как минимум нужен процесс. Хороший такой показательный процесс. Или, напротив, тайный: никто ничего толком не знает, никому ни о чем не известно.

Они въехали в шлюз. Надя, пряча глаза, попрощалась. Стыдится.

Он успел написать рапорт и попользоваться водичкой. Вестовой невозмутимо приветствовал Шарова и подал завтрак: яичницу с салом и большой термос сбитня. На третьей кружке подоспел и Лукин со своим списком. Большой получился список, на двадцать листов. Земля, наверное, тоже до этого додумалась и уже готовится их проверять. Сколько там за два года набралось? Сто восемьдесят человек ровно. После эффективного допроса в империи прибавится сто восемьдесят сломленных людей. Рутина, повседневная работа.

– Вот, – протянул он подпоручику пакет с рапортом. – Отправьте. И подождите ответа.

– Ответа? С Земли?

– Откуда же еще?

– Слушаюсь. – Подпоручик, наверное, ждал другого. Задушевного разговора, посвящения в тайны ремесла или просто предложения присесть. Всё, всё будет – потом.

Он допил сбитень – все-таки здорово сушит Марс, почечный курорт открывать можно, – когда пожаловал Спицин.

– Слышал, вы поездку предприняли, ночную?

– Так, идейка в голову пришла, понадобилось проверить. Ничего особенного, но любой пустяк может оказаться важным. А что, имеются возражения?

– Помилуйте, какие возражения? Просто я беспокоился. Случись что – мы и на помощь прийти не смогли бы.

– Обошлось, как видите.

– Да, еще Александр Алексеевич просил, как выпадет у вас минутка, навестить его.

– Обязательно зайду. Немножко попозже.

– Я так и передам.

– Вы меня очень обяжете.

Приятно, что ни говори, быть представителем Земли. Какие люди захаживают! И не приказывают – просят. Интересно, что Ушакову нужно? Дела интересуют или жениться заставит? Какая он партия…

Запасы белья подходили к концу. Пора, пора, друг милый, покончить с этим делом. Пережил два покушения, не дожидайся третьего. Для здоровья вредно.

В переходах он встретил человек тридцать. Час пик. Похоже, он приладился к ритму Алозорьевска, начинает жить в ногу со всеми.

Научный корпус он нашел легко. Скоро сам сможет работать чичероне. Посмотрите налево, милостивые государи: здесь ровно два дня назад впервые побывал капитан Шаров, исполненный рвения и отваги. Где тот капитан теперь, никому не известно. Потому что неинтересно.

Наверное, сработала какая-то система оповещения: магистр Семеняко перехватил его почти у самого входа.

– Опять в наши края? Чем могу помочь?

– Опять. Директор у себя?

– Кирилл Петрович на полигоне. Испытывает аэростат.

– Далеко этот полигон?

– Версты две. Вы подождете или необходимо подготовить парокат?

– Пешочком пройдусь. Ножками. Что две версты, пустяк. Вы только направление укажите.

– У нас свой выход из города. Пройдемте. Я только распоряжусь, чтобы для вас подготовили костюм.

Шлюз, декомпрессия, облачение в костюм. Положительно, он превращается в обывателя города Алозорьевска. Трубочка привычно скользнула в ноздрю.

– Надолго хватит батареи?

– Да, часов на двенадцать. Плюс часовая резервная. Выйдете наружу – и направо, там колея наезжена. Вы полигон заметите непременно, по аэростату. Или все-таки дать вам сопровождающего?

– Не стоит. Хочется немного побыть одному.

Магистр попрощался – начиналась декомпрессия. Присядем на дорожку, подумаем. Полчаса туда, с запасом, пол – обратно. как раз успеет ответ придти с Земли.

Вот, капитан, ты и на вакациях. Дорога – словно в Айдаровке, пыльная, неширокая. Того и гляди на коровьи лепешки наткнешься да на конские яблоки. Или баба погонит гусей к речке, купаться. Удочки не хватает да самой речки. Зато здесь грязи не бывает, не развозит шлях. Ступай и ступай, хоть до самой станции Берд.

Он приблизился к щиту – большому, на бетонном основании, возвышающемуся над округой на три сажени. Дитя департамента пропаганды. Большими, аршинными буквами выведен был призыв превратить Марс в рукотворный сад, за буквами ветвились яблони с налитыми румяными яблоками. То есть можно было догадываться, что это – румяные яблоки: краски выцвели, выгорели. Солнце хоть и слабое, а злое.

Он подошел поближе, желая попробовать, из чего сделан щит – дерево, пластик, железо, – ногтем провел по поверхности. Похоже, пластик.

Что-то громко треснуло, и в щите – на два вершка выше его головы – появилась аккуратная круглая дырочка. Трехлинейка, однако.

Шаров быстро побежал, огибая щит. Быстро, да не очень – еще одна дырочка, и опять выше. Наконец он укрылся за ним, для верности присел: бетон понадежнее пластика будет.

Стреляли в спину. Издалека – верста, не меньше. Он осторожно выглянул. Никого. Так и станут тебя дожидаться.

Кому-то он здорово мешает. Или просто – нелюбовь. Не любит его стрелок хороший, даже отличный, но к Марсу непривычный, иначе сделал бы поправку на низкое притяжение, и была бы у Шарова лишняя дырка.

Ничего, не поздно еще. Подойдет поближе, делов-то. А у него, у Шарова, всего оружия, что фига в кармане. Беспечный и самоуверенный