Смутные дни - Тим Волков

Просто подарить деньги? Х-ха! Которые обесценивались буквально с каждыми днем…

— Тогда — самовар! — наобум брякнул доктор.

Ну да, Иван Палыч (Артем) вдруг вспомнил, что как-то еще в клинике, в той, двадцать первого века Москве, на юбилей одному из врачей — кажется, урологу — как раз и подарили самовар! Блестящий, электрический, с гравировкой. Так юбиляр был счастлив! А чай потом пили всем отделением. Даже заварку купили по этому поводу, а не эту пошлость из пакетиков.

— Самовар? — Аннушка неожиданно улыбнулась. — А что? Очень даже неплохо. Только нужен хороший, с медалями!

— И гравировку б не худо!

— Да-да, именно — гравировку… А, пока время есть, заглянем на рынок — поглядим…

На рынке, расположенном не так и далеко от текстильной мануфактуры господина Федулова, оказалось много знакомых крестьян из Зарного. Кто-то привез на продажу яйца и молоко, масло и сало, а кто просто приехал прикупить что-то из мануфактурно-промышленного товару.

Вон и хозяин лабаза, и телеграфист Викентий… и много еще кого…

— Ой, Иван Палыч! Здравствуйте! Мое почтение, Анна Львовна!

— И вам здоровьичка, Пелагея Романовна! Здравствуй, Маша!

Кудрявцевы, Пелагея Романовна и ее дочь, красавица Маша, как раз и привезли на подводе продукты. Молочко, сало, сметанку, козий сыр… Цену особо не ломили, и товар уходил влет!

— Иван Палыч, вижу, сегодня без мотоциклетки?

— Да нынче поездом, — улыбнулся доктор. — Пелагея Романовна, вы тут нигде самоваров не видели?

— Самовары? — женщина ненадолго задумалась. — Разве у самой ограды, на рядках. Там керосинки, фонари, посуда… Может, и самовар есть.

Самовар сторговали за сто рублей! Конечно, дороговато, но, если учесть инфляцию — в самый раз. Да и на хорошее дело денег было не жалко. Поначалу правда, не хотели брать — Аннушка волновалась:

— Ну, куда мы его денем? На мануфактуру с собой возьмем?

— Зачем с собой? Отправим с оказией… — успокоил Иван Палыч. — Глянь, наших-то сколько здесь! Та же Пелагея Романовна…

— Ох… это ж людей просить!

— Спросить — не украсть! Попросим…

Самовар и впрямь был хорош — пузатенький, с медалями и золотистой «короной» он сверкал на солнце куском цельного серебра! Ну, как было не купить такого красавца? Потом попробуй, найди.

— О, самовар купили! — одобрительно кивнула Пелагея. — Красивый какой. И за сколько? Сотня? Ну, верно, такая цена и есть…

Доктор откашлялся:

— Пелагея Романовна… мы бы вам хотели попросить…

— В Зарное отвести, что ли? — женщина махнула рукой. — Так ставьте, вон, на телегу… Маша, рогожкой прикрой… ага… Да не беспокойтесь, доставим в цельности и сохранности!

— Вот спасибо! — обрадовано поблагодарила Аннушка. — А то мы на займ собрались, на мануфактуру!

— Так вы, вроде, были уже?

— Уж больно хочется Маяковского послушать!

— Маяковский⁈ — Маша едва не уронила горшочек со сметаной. — Что, правда. Сам Маяковский приедет?

— В газете написано.

— На Федуловскую мануфактуру? На займ? Ой, мама… — тут же загорелась девушка. — И я б сходила! Хоть одним глазком на Маяковского посмотреть! Все девчонки завидовать будут. А то они Веру Холодную с Игорем Северяниным видели, а я в лагере была. Обидно!

— Ну-у… — Пелагея растерянно посмотрела на доктора.

— Ну, мам, ну, пожалуйста! — не отставала Маша. — Я ведь взрослая уже, не затеряюсь. А домой на поезде доберусь, вместе вот, с Иваном Павловичем и Анной Львовной.

— Да-да, мы присмотрим! — тут же заверила Аннушка. — И обратно вместе приедем, да.

— Ну, коли так… — Пелагея Романовна махнула рукой. — Ладно.

— Ой, мамуля, спасибо! — обняв, Маша от души расцеловала мать. — Благодарствую!

— Тогда, Машенька, встречаемся у проходной без четверти пять! — условилась Анна Львовна. — Успеешь?

— Успею! Торговлишка нынче ходко идет.

На проходной текстильной мануфактуры Федулова висели пропагандирующие «Заем Свободы» плакаты, в большинстве своем — рукописные, что и понятно. Все же не театр, а фабрика!

Народу, однако же, уже собралось много, и вовсе не одни рабочие и работницы — гимназисты, студенты, курсистки — молодежи было очень много. Еще бы — сам Владимир Маяковский! Кумир! Многие пришли с красными бантами, с цветами, купленными в центральном цветочном магазине за немалые денежки.

Встав невдалеке от входа, Иван Палыч и Анна Львовна ожидали Машу. Судя по висевшим над проходною часам уже было без десяти минут пять! Опаздывала Машуля… впрочем, что с нее взять? Девушка!

Ага! Вот, наконец, появилась. За синими гимнастерками учащихся уездного реального училища сверкнула знакомая красная кофточка… Вообще, надо сказать выглядела Маша эффектно — красная кофта, черная юбка, алая косынка, повязанная сейчас на манер скаутского галстука. И не косая, а распушенные по плечам локоны! И когда толок успела распустить? Красотка… Словно на концерт «Алисы» пришла! Красное-е на черно-ом…

Ух! Сюрреализм!

Отгоняя навязчивое видение, доктор помотал головой.

— Ну, что, идем? — Анна Львовна тут ж пошла к проходной, остальные едва поспевали…

— Иван Палыч, — улучив момент, Маша схватила доктора за руку. — Там, за проходной, извозчик. Ну, где ворота — готовый товар выгружать…

— Ну, извозчик, и что с того? Мало ли здесь извозчиков? Некоторые вон, и на авто…

— Я не про авто… — взволнованно протянула девчонка. — Извозчик — чернявый такой мужичок… Я его узнала! Он нас тогда с Ульяной вез! Ну, где публичный дом помните? Мне потом Ульяна рассказала… Не знаете, чего это он там стоит? Что, мануфактуру нынче выгружать будут? Нет. А что тогда там ошиваться?

— Да мало ли… — Иван Палыч махнул рукой. — Давай-ка поспешим, Анну Львовну догоним.

Пока шли, протискиваясь между станками, пока искали место, все уже и началось.

— Уважаемые господа! Товарищи! Граждане! — на импровизированную трибуну поднялся усатый мужчина в рабочей робе. — Я сам из рабочих, потому скажу прямо: «Заем Свободы» — это наше кровное дело! Как никто другой, я представляю себе наших братьев-солдат. Там, в окопах сейчас ох как нелегко! А займ, «Заем Свободы» пойдет на укрепление наше Родины, нашей России, страны…

— А ты сам-то за войну или против? — ехидно спросили из цеха.

Усатый ничуть не стушевался:

— Я? Я — за оборону Отечества от врагов!

— Ага-а… оборонец, значит!

— Да, оборонец! А кто же еще защитит Родину, кроме нас? Если не оружием,