Смутные дни - Тим Волков

Вообще, он умел говорить и за словом в карман не лез. Даже сорвал аплодисменты, в том числе, и от Анны Львовны:

— Умница! Правильно все говорит.

Правда, рабочие жертвовали не очень охотно, и не помногу, но — жертвовали. А еще были барышни, гимназисты, студенты…

— Маяковского! — не выдержав, выкрикнул кто-то из молодежи. — Маяковского хотим! Где Маяковский? Обещали ведь!

— Будем вам Маяковский! — оратор вышел из-за трибуны и, оглянувшись, махнул рукой. — Владимир Владимирович! Выходи!

Тот час же заиграл какой-то импровизированный оркестр, до поры — до времени скрывавшийся за станками. Центральное освещение под потолком погасло, вместо него по углам цеха вспыхнули цирковые прожекторы, красный, желтый, и синий.

Вспыхнули и тут же погасли. Затихла музыка…

В темноте послышался звучный голос:

— Вашу мысль, мечтающую на размягченном мозгу…

Синий прожектор выхватил из темноты высокого плечистого мужчину в балахонистой блузе, и бритого наголо. Лицо его скрывал толстый слой грима…

— … как выжиревший лакей на засаленной кушетке…

Все затихли, слушали…

А затем цех потрясли неистовые аплодисменты!

— Ну как? — Иван Палыч повернулся к невесте.

— Хорошо читает, — растерянно отозвалась та. — Только это не Маяковский!

— Как не Маяковский? — опешил доктор.

И пригляделся. Вроде похож, по крайней мере по фотографии из учебника литературы за седьмой класс. А больше Ивану Павловичу сравнить не с чем было.

— Да так… Я слышала его в Москве… и видела… — ответила девушка. — Он… он и фигурой не таков. И читает. Ну как-то более прилично, что ли… А этот словно рубит с плеча!

Анна Львовна развела руками:

— Как же так? Что же это такое? Это же обман…

— Та-ак, — протянул Иван Палыч. — Теперь понятно, почему свет не включают… Ну, жуки! Нет, в самом деле… Уж, если не смогли договориться с поэтом, то обошлись бы гимназическим хором. Вот же…

Внезапно кто-то засвистел… видать, не одна Анна Львовна распознала подвох!

Свет вдруг погас совсем. Полностью. Даже прожекторы — и те не горели.

Толпа по инерции аплодировала и скандировала:

— Ма-я-ков-ский! Ма-я-ков-ский!

Потянуло сквозняком…

— Да-а… — протянул доктор. — Здесь явно какая-то очередная афера. Только я пока что не понимаю суть. Не так и много они здесь заработали…

Где-то на улице вдруг прозвучал выстрел!

— Господа! — истошно закричал кто-то. — Кассир убит! Касса ограблена!

Касса… Так вот оно что!

— Аннушка, Маша… ждите меня у входа… А лучше — телефонируйте в милицию! Здесь ведь есть телефонный аппарат?

— Я найду, — спокойно кивнула Анна. — А ты… На, возьми…

Она вытащила из сумочки браунинг. Доктор ведь нынче не взял свой наган — слишком уж громоздок, неудобно таскать в гражданской одежде.

Кивнув девушкам, Иван Палыч со всех ног бросился к выходу… пока там еще не собралась толпа. Он уже догадывался, кто стоит за ограблением и всей этой аферой…

Ла-адно, на это раз не уйдешь! Поглядим, кто кого…

— Только без паники! Без паники, господа!

В цеху вновь вспыхнул свет, пока еще — совсем тусклый… но все-таки… Кто-то снова засвистел, на этот раз — разочарованно, но паники не было. Немного посвистев и потопав ногами, публика потянулась к выходу.

Правда, доктор ничего этого уже не видел. Выскочив из проходной, он бросился за угол — извозчик все еще стоял, только створки служебных ворот были широко распахнуты.

Вот из них выбежали двое. Один — совсем молодой, с саквояжем, второй… Сильвестр!

— Спасибо, Никифор! Помог… Дай-ка ношу, помогу… — забрав саквояж, Сильвестр вдруг вытащил револьвер и выстрелил в парня, хладнокровно, жестоко.

Тот упал, схватившись за живот, бандит же прыгнул в пролетку:

— Гони!

Вечерело. Еще миг — и экипаж скроется в городской тьме…

Что же делать?

Как что? Тут же извозчиков нынче — тьма! Народу много, понятно…

Вытащив десять рублей, Иван Палыч прыгнул в первую же подвернувшуюся коляску:

— Во-он за той пролеткой! Скорее, любезный! Жену с любовником застал!

— Ничо, господин хороший! Догоним, — спрятав десятку, кучер понятливо покивал. — Н-но! Живо догоним паршивца! Бока намнем, гаду!

Лошадь взяла с места в карьер, понеслась мелкой приемистой рысью… Куда быстрее, чем пролетка бандитов!

— Вон они, вон! — доктор привстал в коляске и вытащив из кармана браунинг, передернул затвор…

Пролетка свернула направо в проулок.

— За ней!

Повернули, проехали… Выскочили на параллельную улицу. И…

— Вон же она, барин!

Бандитский экипаж стояла у чугунной ограды городского сквера. Лошадь спокойно щипала траву. В пролетке никого не было.

— Ч-черт! Спасибо, любезный…

Выскочив из коляски, Иван Палыч опрометью бросился в проходной двор. Смеркалось, в окнах зажглись керосинки. Вообще-то, здесь было и электричество, но сейчас экономили на всем…

И где же они, черт побери? Хороший вопрос.

Доктор внимательно осмотрелся. Двор, как двор. Скамеечки, веревки с бельем, акации… липы… песочница…

Даже уютно! Но пусто, кругом ни души. Смутные времена — по вечерам обывателю выходить опасно. Разденут. Ограбят. Убьют!

— Не меня ли ищешь, доктор? Так вот он я!

Сильвестр!

Он вышел из полутьмы, из-за липы. Наглый, уверенный в себе… Усмехнулся, выплюнул папироску и пошел прямо на доктора. В правой руке его блеснул большой финский нож! Наверное, этим он… Гвоздикова… и тогда в Зарном… Тогда дело не доделал, когда в бок пырнул. Решил сейчас…

— Слышал, ты выздоровел! И вправду говорят — на собаке быстро заживает. А я уж думал тебе одного раза хватит. Пырнул — и был таков. Ошибся. Но ничего. Поправимо… На, держи!

Бандит резко взмахнул рукой. Что-то упало рядом… Финка! Доктор наклонился, подобрал…

— Давай по честному. Вот, теперь мы на равных! — поигрывая точно таким же ножом, Сильвестр подходил все ближе. — Нож против ножа! Как тебе такое?

— Что это ты вдруг честным стал? — сквозь зубы процедил Иван Павлович. — Когда в толпе меня исподтишка бил о честности что-то не думал!

— Это так, озорство было, — криво усмехнулся тот. — Хотел тебя немного напугать. А сейчас по настоящему. Решим наконец окончательно вопрос. Даю тебе шанс… Ты можешь меня убить, поквитаться. Если повезет, конечно…

Ишь, благородный какой! Или на кураже. Уверен в своей победе. Доктор сжал зубы. Верить бандиту — себя не уважать. Здесь явно какой-то подвох… И еще не следовало забывать о втором, кучере… Наверняка где-то тут затаился. Как бы со спины не