Черный лебедь, ставшая матерью принцессы-лебедя. Том 1 - Аперта

– Тут что-то другое…

«Они были больше похожи на семью. Однако я не мог произнести этого своими собственными устами. Ведь два младших брата, которые стояли передо мной, тоже были моей семьей, но от одной мысли об этом у меня появлялся зуд во всем теле, а шея и плечи напрягались. Как же получше это описать? Это похоже на то ощущение, с которым я вспоминал свою новорожденную сестру».

– Ваше величество?

– Так или иначе, она крайне подозрительная особа. Не в состоянии различить, что есть причина, а что следствие, и при этом совершенно не ведает страха…

«Я имел в виду, что она без колебаний способна поставить на кон свою жизнь ради птицы. Какое облегчение, что не прибавил, что не испытывал от ее прикосновений отвращения».

– Тогда как вы планируете действовать?

– Что за глупые вопросы? Мне ничего другого не остается, кроме как держать ее подле себя и наблюдать.

– …

Голос императора звучал крайне раздраженно, но на лице не было и намека на недовольство.

Глубоко задумавшийся Теннон наконец выразил некоторую обеспокоенность:

– В прошлый раз казалась, что ей некомфортно в вашем присутствии, так как же вы планируете держать ее рядом?..

– А разве я не бросил ей наживку именно для этого?

– Под наживкой вы подразумеваете то, что передали через Пэйтона сегодня? Я задавался вопросом, что́ вы ей послали, а у вас, оказывается, были свои намерения.

– Естественно.

Положив руки на подлокотники, Ласид прищурился, словно говоря, что других мотивов быть не может, и Теннон тут же одобрительно кивнул.

– …

Однако подобное могло сработать только с Тенноном, потому что он всецело был сосредоточен на поисках Ханиэль и не знал подробностей. Что же касается Пэйтона, который лично выполнял приказы Ласида, то он посмотрел на старшего брата со смущением на лице, еще не до конца понимая, что к чему.

– Ваше величество.

Пэйтон, будучи по натуре самым немногословным среди братьев, держал рот на замке.

Ласид провел пальцами по волосам, словно говоря, что предвидел подобную реакцию, а затем откинулся на спинку черного бархатного кресла, и его глаза засияли от предвкушения:

– Уверен, она клюнет.

⁂

– Мадам, посмотрите сюда! Мне так любопытно, что тут!

– А разве ты не видишь? Еда.

Я бросила это крайне недовольным голосом, но содержимое корзины едва ли можно было проигнорировать подобным образом. Перед моим взором находилось идеальное сочетание супа с его клубящимся паром, поднимающимся в воздух, нежнейшего стейка, который, казалось, растает на кончике моего языка, а также десерта. Даже в кондитерской, которую я посетила в городе, не было столь искусно приготовленного сахарного печенья.

– Я много готовилась к пирам, пока работала в герцогской резиденции, но впервые вижу столь прекрасный десерт! Если в одних только глазах он так красив, то насколько же будет сладок на вкус!

– Однозначно, он будет очень сладким.

Потому что это яд.

Именно по этой причине я не была взволнована или обескуражена перед лицом всей этой удивительной еды. Было очевиднее некуда, кто прислал ее. Следовательно, десерт не мог быть просто сладким, без какого-либо подвоха.

– В любом случае перестань смотреть. Я собираюсь все это вернуть.

– Почему? Какой расход добра! Говорят же, что каждый выбросивший еду будет гореть в аду!

– Селлена, ты хочешь стать рабыней лишь потому, что единожды полакомилась вкусной едой?

– Я ведь уже таковой и являюсь. У вас, мадам.

– А-а.

Коротко, но решительно кивнув, я уступила и позволила ей продолжать рассматривать еду. Но едва я дала понять, что смотреть – это все, что ей дозволено, Селлена моргнула и тут же принялась изливать недовольство:

– Неужели еда в чем-то провинилась перед вами? И откуда вы вообще знаете, кто отправил эту корзину?

– Ну, это…

– А слуги? Прикажи сварить суп и подготовить полотенце. И ванну…

Слова, произнесенные мужчиной, перешли прямехонько в эту посылку. Ведь в огромной многоярусной корзине помимо еды лежало пушистое полотенце, а также мыло и масло для ванны.

«Ха, и за кого он меня вообще принимает».

Должно быть, он даже условия жизни сумасшедшей ведьмы считает жалкими.

И я не занималась бесполезным самобичеванием, а всего лишь давала реальную оценку своей ситуации. Мало того, что титулованная герцогиня рыдала и вела себя перед императором неподобающим образом, так она еще и, задыхаясь, заползла во флигель, в котором не горело ни одного огня и не ощущалось присутствия слуг. Уверена, что в глазах императора это выглядело в разы хуже.

– …

А ведь я живу так не день и не два. До сих пор я не считала эту очевидную истину столь жалкой, но почему-то именно сегодня мне стало так горько… Я погладила по головке Ханиэль, когда та спустилась с моих колен и заглянула в корзину.

– В любом случае я не притронусь к этому и верну все обратно. В конце концов, мне знакомо такое понятие, как самоуважение.

– Мадам, о каком вообще самоуважении может говорить человек, находящийся под действием проклятия…

– Проклятие лежит на моем теле, а не на моем самоуважении. Я теперь мама. А мать не должна забывать о чувстве собственного достоинства, чтобы подавать ребенку хороший пример.

Но самое главное – я жутко боюсь ее старшего брата…

И, решив не распространяться о настоящей причине отказа, я с достоинством фыркнула. Независимо от того, что я решила жить, плывя по течению, он оставался тем, кто мешал моим намерениям.

«Если я съем это, кто знает, какие новые рычаги воздействия он получит таким образом».

Глядя на те рычаги, которые ему уже удалось заполучить, я чувствовала себя куклой-марионеткой на бесчисленных веревочках, за которые беспрестанно дергали. И когда я думала о том, кто мог взять в руки каждую из них и таким образом умело контролировать мои действия, у меня по телу пробегала дрожь.

– Это недопустимо. Давайте не будем есть это.

– Тогда что насчет этого?..

– Что бы это ни было, я говорю «нет» всему. А раз под запретом все…

Как только Селлена подняла крышку последнего яруса, мои губы сжались. Нельзя. Я же решила, что здесь возможен только категорический отказ…

– М-м-мама! Посмотли сюда!

И теперь, наблюдая за тем, как Ханиэль прыгает, кувыркаясь в море разноцветных лент, я просто не могла повторить озвученный мной ранее запрет.

– Лента велнулась и пливела с собой длусей!

⁂

– Леди Мэллоу, с вами все в порядке? К сожалению, мы немного опоздали.

– Вы действительно изрядно припозднились. Я уж было подумала, что вы совсем забросили учебу.

В ее словах, которые она произнесла, отвернув голову, ощущалась резкость. Но вместо того, чтобы сдаться, я снова сердечно улыбнулась ей.

– Хо-хо. Моему ребенку нужно было отдохнуть и восстановить силы после полученного шока, поэтому у меня не оставалось иного выбора, кроме как оставить ее дома.

– Вот как? Хотя что вообще смеет сказать старушка, которую пнули его величество и которая каталась по земле из стороны в сторону.

– …

Вы только посмотрите, как злопамятна эта старушенция.

В сердцах мне хотелось схватить ее за клюв и покрутить туда-сюда, но вина была на мне, отдавшей ребенка на ее попечение. Я беспокоилась, что могу поставить в невыгодное положение Ханиэль, которой нужно было вернуться в школу, поэтому просто кивнула.

– Вы правы. Это было настолько ужасно, что я задавалась вопросом: как вообще может человек быть настолько бессердечным?

– Пожалуйста, будьте осторожны в своих высказываниях. Дворянин империи, отзывающийся подобным образом о его величестве, демонстрирует явное отсутствие лояльности!

– А, да.

Даже когда я встаю на ее сторону, она недовольна.

Как и подобало воплощению самого этикета и закона империи, леди Мэллоу тут же жестко меня упрекнула. Видимо, она хотела сказать, что, даже несмотря на то что ее пнули, она не намерена отказываться от своей верности императору.

 – События того дня меня тоже шокировали. В любом