Дневник времён заразы - Яцек Пекара

избежит гибели, лишь будучи одарённым исключительными способностями и силой. У Кинги не было ни того, ни другого. Она была чувствительной, хорошо воспитанной девушкой, проведшей детство под опекой доброго приходского священника, а затем получавшей образование под присмотром благочестивых монахинь. К столкновению с Касси и его людьми она была готова ровно в той же степени, что и мотылёк — ко встрече с подкованным сапогом.

* * *

Кинга сидела на полу и играла с мальчиком. У неё были длинные, тонкие пальцы, которые она умела изгибать так, что они сплетались и расплетались в причудливую фигуру, на первый взгляд, совершенно немыслимую.

— Вот трубочист по лесенке шагает, — медленно говорила она и вдруг совершала этот странный жест, после которого её сплетённые ладони полностью меняли форму. — Фигли-мигли, и он в трубе исчезает! — быстро заканчивала она под аккомпанемент детского смеха. — Малышу нравится, а вам, мастер-инквизитор? — спросила она, не оборачиваясь ко мне.

Что ж, я вошёл тихо, а потому подумал, что это весьма хорошо, что даже во время игры она настолько бдительна, что ведает, что творится у неё за спиной.

— Нам нужно поговорить, — объявил я и сел на стул.

Она бросила на меня быстрый взгляд.

— Давайте поговорим, — согласилась она.

Я видел, как она осторожно складывает пальчики ребёнка, чтобы показать ему, как проделать фокус, который только что продемонстрировала сама.

— Архидьякон нанял людей, чтобы причинить тебе вред, — произнёс я.

Её ладони замерли. С минуту она молчала.

— Что это значит… на самом деле? — спросила она безжизненным голосом.

— Это значит, что ты больше не будешь в безопасности в нашем городе, даже когда Касси уедет, — объяснил я. — Может быть, когда-нибудь… — я пожал плечами. — Но уж точно не скоро.

Она взяла малыша на руки и отнесла на кровать.

— Побудешь тут один немного, хорошо? — спросила она мягким голосом и, потянувшись к шее, расстегнула цепочку с молодым месяцем. — Смотри, какая красивая игрушечка… — Она покрутила талисманом и подала его ребёнку.

Подойдя ко мне, она примостилась на стуле напротив.

— Я буду сидеть в доме священника и в церкви. Я оттуда ни на шаг не отойду, — пообещала она, прижав руку к груди.

— Не думаю, что это сильно поможет, — покачал я головой. — Здесь я могу держать тебя до тех пор, пока не вернётся моё начальство. Ибо не думаю, что они согласятся на присутствие молодой и красивой девушки среди инквизиторов.

— Я могу убирать, готовить, женские руки всегда пригодятся, — быстро проговорила она.

— У нас есть экономка, которая не только весьма почтенна, но и обладает тем достоинством, что стара и безобразна, — изрёк я. — И, полагаю, начальник нашего отделения не захочет ничего в этом отношении менять.

Кинга была слишком хороша собой, чтобы безопасно находиться в обществе инквизиторов. И не из-за её собственной безопасности, ибо я полагаю, что рано или поздно её, скорее, начали бы баловать. Она не могла жить с нами потому, что инквизиторы могли бы начать соперничать за её прелести и благосклонность. А мы должны были составлять единый кулак, а не походить на растопыренные пальцы. Ибо такие пальцы слишком легко сломать.

— Так что же мне с собой делать? — спросила она грустным и испуганным голосом.

Она снова обхватила себя руками за плечи — жест, который, как я заметил, она всегда делала, когда была напугана.

— Я обдумаю это, — ответил я лишь, ибо что ещё я мог пока сказать. — Я предостерёг тебя об опасности, чтобы ты была ещё осмотрительнее. Ибо не дай Бог, чтобы ты по какой-либо причине покинула это здание. Здесь никто не посмеет причинить тебе вреда, никто тебя отсюда не похитит. Но стоит тебе выйти за порог — и я не ручаюсь за то, что случится.

Она кивнула.

— Даже если здесь случится пожар и мне будет суждено сгореть заживо, я и шагу не сделаю, — пылко пообещала она.

— Ну-ну, я бы предпочёл, чтобы ничего подобного никогда не случалось, — скривил я губы.

После, услышав слова девушки, я на мгновение задумался, размышляя, осмелился ли бы кто-нибудь на столь преступную дерзость, как поджог резиденции Инквизиции. В обычные времена — конечно, нет, но времена у нас сейчас были не обычные. Тем не менее, даже теперь, в эпоху эпидемии, блокады и города, пульсирующего страхом и гневом, я не мог себе представить, чтобы кто-то отважился на столь греховное деяние. Не говоря уже о том, что в эту кошмарную жару, когда всё уже много дней как высохло на щепку, пожар мог бы быстро охватить целый квартал. Но, впрочем, о таких последствиях поджигатели, как правило, не задумываются.

— Если тебе что-нибудь понадобится, спустись на кухню или в кладовую, — сказал я, вставая.

— Вы не запираете кладовую на ключ?

Я пожал плечами и улыбнулся.

— От кого? От нас самих?

Затем я открыл дверь и, уже стоя на пороге, добавил:

— Бери всё, что нужно тебе или ребёнку. Инквизиция от этого не обеднеет.

— Почему вы так добры ко мне? — внезапно спросила она, прежде чем я успел выйти.

— Почему я тебе помогаю? — переспросил я.

Она едва заметно кивнула, всё так же пристально глядя на меня.

— Мне не следовало бы этого говорить, но твой настоятель, твой опекун, был… он должен был стать инквизитором, — объяснил я. — А мы всегда заботимся о тех, кто, пусть по разным причинам и не стал одним из нас, но сохранил о Святой Инквизиции добрую и благодарную память.

Она даже рот раскрыла от изумления.

— Священник должен был стать инквизитором? Боже мой! Я совершенно… совершенно… не могу его таким представить, — произнесла она, удивлённая и сбитая с толку.

— Он, по-видимому, тоже не мог, — согласился я с ней, после чего кивнул ей и закрыл за собой дверь.

* * *

После полудня пришло письмо. Оно было скреплено печатями Святой Инквизиции, и я со всей тщательностью проверил, не сломаны ли они, не нарушены ли каким-либо образом. Сам документ был написан шифром, известным каждому инквизитору. Система была несложной, но всё же служила неплохой защитой от посторонних глаз. Конечно, я был уверен, что при многих дворах шифр инквизиторов давным-давно взломали. Нас это не особенно беспокоило, поскольку в тех случаях, когда требовалось передать сведения исключительной секретности, использовался шифр куда более замысловатый, чтение которого даже для самих инквизиторов (а ведь мы-то знали, как его читать) представляло проблему и требовало немало времени.

Я проверил и дополнительные знаки защиты, которые должны были уверить меня в подлинности документа. Так, если письмо было датировано двенадцатым днём месяца, как в этом