Иные - Александра Яковлева

Она поднялась наверх, вышла через галерею в центральную часть замка, а затем — в другое крыло. Она чувствовала себя уставшей и разбитой, но стоило подумать об одинокой холодной спальне у лестницы, и сразу захотелось тоскливо завыть.

Слова Далии встревожили Катарину больше, чем она думала. Казалось, сегодня она бесповоротно потеряла нечто важное, в чем раньше заключалась вся ее жизнь. Ее засасывало под воду стремительным холодным течением, и не было ни воздуха, ни сил, чтобы выкарабкаться.

Нужно увидеть Макса, подумала Катарина. Поговорить с ним. Получить хоть малую часть того прежнего тепла, которое раньше доставалось только ей. По дороге она ухватила два нетронутых бокала с шампанским в танцевальном зале.

Дверь кабинета была не заперта, и тонкая полоска света под ней говорила о том, что Макс здесь. Катарина трижды постучала, прежде чем заглянуть. По-вечернему мягкий голос позвал по-русски:

— Входи.

На секунду Катарина оцепенела, стиснув дверную ручку. Она знала русский не в совершенстве, но достаточно, чтобы понимать: Макс ждал не ее. Другую. Все же она вошла — просто чтобы посмотреть, как изменится его лицо.

Макс сидел за столом, без пиджака и атласного платка, в одной рубашке и жилетке, расшитой золотом. Вооружившись масленкой, он смазывал механизм на своей перчатке. Он поднял голову, поглядел на Катарину через часовую лупу, которую держал как монокль. Аккуратно вынул ее, поставил на стол.

— Это всего лишь я, — сказала Катарина чуть насмешливо по-русски и, протянув один из бокалов, перешла на родной: — Прости, что разочаровала.

— Думал, ты давно спишь.

Макс вышел из-за стола, чтобы взять шампанское. Его пальцы коснулись ножки, потянули бокал на себя, и Катарина последовала за ним. Она вжалась в грудь Макса, обвила руками шею. Ласково, настойчиво зарылась пальцами в мягкие волосы. Вот его губы, родные и так близко, что хочется смять, укусить. Мои, мои. Катарина потянулась к ним, чтобы разжечь поцелуем, но только смазала по краешку.

— Не сейчас. — Макс отстранился и пригубил из бокала.

— Не сейчас — или никогда?

Она попыталась коснуться его щеки, но Макс снова увернулся, остановил ее руку. Катарина вспыхнула:

— Это все из-за нее, да? Но ведь она нам совсем чужая…

— Мне жаль, что ты так говоришь, Катарина. — Макс нахмурился. — Потому что она такая же, как я.

— Прости, я не это имела в виду…

Он отступил к окну. Теперь их разделяло несколько шагов — всего-навсего, но на самом деле Макс был слишком далеко. Недостижимый, непознаваемый, всесильный. Создание другого порядка. Никогда не равный ей — всегда превосходящий, милостиво дарующий одной рукой, бесчувственно отнимающий другой. В эту секунду Катарина любила его не как человека — скорее как божество.

— Мы с ней созданы друг для друга, ты должна это понять, — говорил Макс, и хоть это звучало жестоко, Катарина почти его понимала. — С ней я смогу зачать ребенка, и он объединит наши силы, станет по-настоящему новым витком эволюции.

У Макса странно блестели глаза, щеку ломала кривая ухмылка. Распаляясь все больше, он восторженно объяснял Катарине свои намерения, и каждое слово этого бесчеловечного плана ранило, впивалось глубоко под ребро. Отрезало кусочек за кусочком от ее сердца. Слезы вскипели на глазах, и Катарина со стоном запрокинула голову, чтобы остановить их, но они все равно пролились двумя горячими дорожками.

— А как же я?.. — прошептала она.

— Катарина, милая. — Макс вновь приблизился, взял ее за подбородок двумя пальцами и наклонил голову, чтобы заглянуть в глаза. Но их заволокло горько-соленым, его лицо дрожало и расплывалось. Как сквозь толщу воды Катарина слышала: — Я должен тебя отпустить. Я не тот, кто тебе нужен, пойми. Ты достойна лучшего. Равного тебе. Рядом с ним ты расцветешь, а со мной… Ты заслуживаешь быть счастливой.

Катарина мотнула головой, отбрасывая его руку.

— Без тебя — не буду! — воскликнула, чувствуя себя, несмотря на возраст, совсем маленькой. Капризной, но бесправной девочкой, за которую все решили.

— Иди сюда.

Макс притянул ее и смял в объятиях, как бумагу. Вжал в себя с такой силой, что невозможно было не хрустнуть, не сломаться. Катарина спрятала лицо на его груди и разрыдалась. Слезы катились беззвучно, только плечи вздрагивали под его ладонями.

Он баюкал ее, гладил спину, целовал в макушку. Дышал ею. Шептал в самое ухо полупьяно и почти бессознательно, заговаривая, заклиная:

— Я никуда не ухожу, слышишь? Я здесь, и я буду здесь всегда, обещаю тебе. Я всегда рядом, и не будет никого, кто встанет между нами. Обещаю. Никогда. Ты понимаешь это? Ты моя подруга, ты мне ближе всех. У меня нет друзей, кроме тебя.

— А она? — сдавленно прошептала Катарина, вскинув голову.

Но Макс не успел ответить: за дверью послышалась возня и топот удаляющихся шагов. Потом хлопнула где-то вдалеке дверь. Макс дернулся — Катарина крепче вжалась в него и горячо зашептала:

— Не ходи, не ходи, пожалуйста. Побудь со мной еще немного. Мне нужно сказать тебе что-то важное… Канарис… — Макс замер. Собравшись с духом, Катарина призналась: — Он говорит, русские уже идут за ней… Подожди-подожди! Слушай. Он предложил защиту. Но за это он требует всех детей. Всех, даже Боруха. Ты же не сделаешь этого, правда? Не сделаешь?

Она заглянула ему в глаза и увидела, как Макс неловко улыбается.

— Но ведь именно для такого случая мы их и готовили, — сказал он невинным тоном. — Ты же знаешь.

Катарина думала, что на сегодня слышала уже все плохие новости. Но Макс еще мог удивить. Она отшатнулась, вытерла мокрое от слез, горящее от негодования лицо.

— Мы ведь одна семья, Макс, как ты можешь?.. Мы даже не смогли похоронить наших старших мальчиков — а что будет теперь?

— Теперь это будет хорошая сделка! Я тебе обещаю… — Макс примирительно вскинул руки, но с нее было достаточно.

Казалось, ее совсем не слышат. Не понимают и не хотят понимать. Морочат голову, лгут. Предают. Потрясенная, Катарина развернулась и вышла из кабинета, не дослушав. Ее никто не остановил.

В маленькой спальне, притаившейся около лестницы, было пусто и стыло. Розы на тумбочке совсем завяли, наклонили бархатные круглые головы. Катарина коснулась лепестков, и те осыпались на пол с тихим шелестом.

В тумбочке, закрытый на