Моя обитель - Эмили Ли

– Я разбудил тебя? – он чуть улыбнулся и отложил оружие в сторону.

– Служитель Создателя встречает рассвет с кастетом, а не с молитвами, – иронично поддела его Эвелин.

– Вне стен обители я обычный человек, – парировал Джеймс, снова становясь серьезным.

Обычный человек, который дрался, как воин. А может, даже лучше. Эвелин скептически хмыкнула, но спорить не стала. Ей было ещё крайне интересно, что такого могло случиться, чтобы молодой человек ушел служить Создателю. Ей почему-то раньше казалось, что люди, которые посвящали свою жизнь Создателю, просто не знали другой жизни, что любовь к Всевышнему им прививали с детства особо религиозные родители. Эвелин бросила на Джеймса украдкой взгляд. Спросить его? Или это слишком личное? Есть ли ответ на этот вопрос? Может, это что-то из разряда, а почему она – кайми? Просто так получилось…

Он снова почувствовал, что она на него смотрит, и развернулся к ней, прямо отвечая на взгляд. Смелость и уверенность плескалась в его глазах. Он производил впечатление человека, который знал что хотел и всегда этого добивался.

Эвелин вдруг поняла, что он никогда не заискивал перед ней, всегда относился как к равной, несмотря на различие в возрасте и статусе, а порой и вовсе их отношения приобретали его покровительственные нотки. Наверное, именно это и покорило её с самой первой встречи.

В этой игре в гляделки сдалась первой воительница. Всё, что касалось Джеймса, было заранее проиграно. Она окончательно приняла это ещё пару дней назад. Ей оставалось только держаться от него как можно дальше, чтобы не превратиться во влюбленную дурочку, которая бегает за ним попятам и заглядывает в глаза, жадно ловя каждое слово и надоедая ревностью и вниманием. Почему-то вспомнилась сестра и сразу стало грустно. Такая дикая ситуация. Между ней и Кассией тринадцать лет разницы, и обе влюблены в одного мужчину.

– Завтракать будем, – сказал Джеймс и принялся складывать свои разложенные на земле вещи обратно в сумку.

– Будем, – ответила ему Эвелин.

– Это был не вопрос, а утверждение, – уголок его рта скривился в ухмылке.

– Ты опять это делаешь! – возмутилась она, гневно сверкая глазами.

– Что именно? – он убрал улыбку с лица, но хитрые искорки во взгляде спрятать не получилось.

– Командуешь! Тогда в конюшне, когда решил за меня, что поедешь, и теперь!

– А ты против? – Джеймс поймал её взгляд. Синие глаза завораживали пляшущей там насмешкой, искушали тайным смыслом.

Слово «да» провалилось куда-то вниз, стремительно закручивая её фантазию в грешном направлении, вызывая томление по телу. Эвелин нервно ерзнула, прикусывая губу и отводя глаза. Жарко стало не только ей. Краем глаза женщина заметила, что Джеймс расстегнул куртку и немного оттянул ворот гольфа, давая себе свободу. Взгляд магнитом притянулся ниже, желая убедиться, что он испытывал такое же возбуждение, как и она…

Эвелин подскочила и направилась в лес, бросив напоследок:

– Я сейчас вернусь, мне нужно в кустики…

В кустики. Да, нужно. Поорать на саму себя. За мысли. За то, что чуть не завалила Джеймса на землю и не… За то, что сумасшедшее желание, какое никогда ни к кому не испытывала, лишало её здравого смысла. Ещё и сам Джеймс хорош! Что ему нужно? Зачем она ему? Они из разных миров! И непохоже, что это просто забава для него или… А может, она всё придумала себе?

Злость пришла на помощь, Эвелин от души пнула ствол дерева, нога отозвалась резкой болью, разом обрывая разбушевавшуюся страсть. Воительница разразилась тихими ругательствами, в душе ликуя. Наваждение прошло. Можно возвращаться. Но в кустики всё же зайти стоило…

Боясь повторения, Эвелин лишний раз в сторону Джеймса не смотрела, молча позавтракала и быстро собралась в дорогу. Размеренный ход лошади и легкость, с какой мужчине удавалось увлечь разговором, вернули воительницу в привычное расположение духа. День пролетел незаметно, улыбка почти не покидала лицо, а счастье наполнило душу теплом и любовью к мужчине, что был рядом.

Изначально Эвелин собиралась ночевать в Леособе, довольно крупном поселении, а в итоге остановились в Наваде, как хотел Джеймс. В какой момент что-то пошло не так, она не поняла… Попытки выяснить у самой себя, почему согласилась со служителем, ни к чему не привели. Какие из его доводов сделали выбор в пользу его решения, Эвелин уже и не помнила.

Постоялого двора как такового не было в Наваде, их приютила семья, у которой специально для приезжих отведено две комнаты. Помещение, где можно было помыться, находилось в отдельной пристройке. Пока Эвелин и Джеймс ужинали, хозяева принесли туда нагретую воду, оставили чистые полотенца.

Право первой принять ванну, служитель уступил Эвелин. Воительница зашла в полумрак хорошо протопленного помещения и счастливо улыбнулась: наконец-то можно смыть с себя следы сражения, заодно и одежду очистить. Хозяйка заверяла, что использовать можно всю воду, что для второго гостя – нагреют ещё. Это были благословенные слова, приносящие в душу уют.

Когда она начала снимать с себя одежду, обнаружила довольно скверную рану. Коготь одного из краков оставил на память укол в предплечье. Сразу она не поняла, почему болела рука, а потом думала, что просто вывихнула или повредила мышцу, крови особо не было, вот и не стала анализировать. И место ещё такое мерзкое, со стороны спины. Мысль попросить помощи у Джеймса сразу же вызвала отклик в теле, возбуждая. Картина, где она завернутая в полотенце, подходила к нему с просьбой… была жестко прервана словами Кассии, которые услужливо подкинула память.

– Ты старая! А вешаешься на него, как последняя потаскуха! Знаешь, что я люблю его, и специально совращаешь!

– Да-да, сестричка, неприятно осознавать, но похоже ты права, – проворчала Эвелин, тяжко вздохнув. – Отставить грешные мысли! – скомандовала себе женщина. – Мыться и спать. И больше никаких совместных поездок. Когда расследование закончится, уеду из города в родной клан на пару месяцев, это приведет меня в чувство. Да и идея Адель не так плоха, фестиваль осени у кайми прекрасен…

И как бы ни хотелось остаться подольше, Эвелин понимала, что Джеймс тоже устал, хотел принять ванну да отдохнуть после дня пути. Воительница надела довольно просторную мужскую одежду, которую ей выделил хозяин дома за дополнительные монеты, замотала вымытые волосы полотенцем и вернулась в дом.

Скучающий до этого взгляд служителя преобразился, загораясь восторгом, а сам мужчина невольно выпрямился, отстраняясь от спинки стула. Его глаза жадно осматривали её, словно та стояла перед ним не в мешковатой одежде, а голая.