Часовщик - Иванна Осипова

– На изнанке? – сухо спросил отец.

– Везде! – Мина сжала ладони, до боли сцепила пальцы. – Мы консультировались в Академии. Есть нечто, что нарушило баланс магии между Пустотой и Раттемом. Это отразилось на изнанке, но постепенно проникает и сюда.

Мина замолчала. Отец слушал её – это поразило Мину. Сенатор сидел, подавшись вперёд, и сверкал глазами из-под седых бровей.

– Это все? – Он переложил газету на край стола.

– Там дома падают в Пустоту, отец. – Она опять сбилась на лишние сейчас эмоции, но взяла себя в руки. – Эксперты говорят, что причина – Часовщик и его ритуалы. Пока Часовщик на свободе, он наносит вред изнанке, Пустота всё сильнее и уничтожает обе стороны Раттема.

– Отдел докладывал о происходящем в департамент? – всё так же холодно поинтересовался сенатор.

– Регулярно. В последнем отчёте Мор… мейстари Фаррел описал ситуацию подробно, со всеми раскладами на будущее.

Сенатор поднялся из-за стола.

– Иди, Вильгельмина.

– Теперь-то ты веришь?! – воскликнула она, вновь охваченная волнением.

– Иди! – прикрикнул сенатор, выставляя дочь из кабинета.

Мина еле дошла до своей комнаты. Разговор с отцом выжал её до предела. Она повалилась на постель и закрыла глаза.

Глава 70

Шторы в комнате были задёрнуты, свет приглушён, но Мине всё равно не хотелось открывать глаза, поднимать голову от подушки. Она лежала, отвернувшись к стене. В болезненном тумане памяти изредка вспыхивали образы изнанки города, крыши, улыбающееся лицо Моргана. Однако всё чаще она видела другого Моргана – разочарованного, спрятавшего себя за суровостью и холодом. Этот, второй, осуждающе смотрел на Мину из темноты.

На душе у Мины было пусто и горько. Она больше не чувствовала дара. Мина отказалась от самого ценного, что было в её жизни, – от своей мечты. Даже мысль, что отделу магов ничего не угрожает, не служила утешением.

– Мина… Дочка… – Мать погладила её по волосам.

Она так редко это делала, когда Мина была маленькой. Но даже такая неожиданная ласка не вывела её из оцепенения. Мина потеряла счёт времени, не различая ни дня, ни ночи.

Послышались чёткие, уверенные шаги. Так ходил отец.

– Гектор… – Голос Линель Дюран сорвался. – Нельзя так! Видит небо, я всегда была тебе хорошей женой, принимала все твои решения и молчала, но сейчас…

– Раз молчала, значит, всё устраивало. Что говорит врач? – перебил её сенатор.

– Наша дочь здорова! Физически… Она не ела три дня и почти не встаёт.

– Надо позвать другого врача. Того, который найдёт лекарство от… этого.

– Однажды ты уже нашёл лекарство. Мина чуть не умерла! Теперь всё повторяется. Она похожа на тень себя прежней.

– Вильгельмина сильная. – Отец повысил голос, но тут же стал говорить тише: – Подумаешь, не попрыгает в сомнительной компании по крышам на изнанке. Пусть стражи занимаются своим делом, а моя дочь достойна большего.

– Это её выбор, Гектор. У неё дар. Ты не видел, что случилось, когда Мина пыталась открыть выход на изнанку… Я видела!

– Она применяла магию в особняке? – Тон сенатора отчего-то стал менее высокомерным. – Я же потратил целое состояние, чтобы поставить защиты. Из моего дома больше никто и никогда не выйдет на изнанку!

– Пыталась – и у неё не получилось. Она билась у каждой из дверей, точно одержимая, пока не упала без чувств. Ты вечно занят и не знаешь, как она эти дни металась в бреду. Всё звала какого-то Мора… Не тебя, не меня, Гектор! Чужого человека!

– Дерзкий мальчишка! – Отец беззлобно хмыкнул. – И тут пролез…

– Послушай меня, Гектор, – с внезапной твёрдостью сказала Линель. – Я не смогу жить с человеком, который убьёт нашу, теперь единственную, дочь. Пусть будет скандал…

– Ш-ш-ш, Линель! Не здесь…

Голоса удалялись. Время текло медленно, тягуче, но Мине было всё равно. Как безразлично ей было, что мама провела и эту ночь у её постели. Всё напрасно. Мина не сумела открыть портал. Отец не верит, что Раттем в опасности. Моргана никогда не будет рядом…

Следующим вечером сенатор зашёл в комнату Мины и приказал жене:

– Выйди. Я поговорю с ней.

– Не будь жесток, Гектор, – попросила Линель. – Пришло время смягчить сердце, если оно у тебя есть.

Сухая рука легла Мине на плечо. Отец сам развернул её к себе. Она дышала так тихо и неглубоко, что, казалось, не дышала вовсе. Сквозь опущенные ресницы она различила тёмный силуэт.

– Хватит, Вильгельмина, – сказал отец. – Ты Дюран! И всегда была упрямой, но умереть из одного упрямства… Это слишком!

Он усадил её в постели, чуть встряхнул, чтобы убедиться, что Мина его слышит и реагирует. Она смотрела прямо перед собой, спутанные волосы почти закрыли лицо. Отец осторожно поправил пряди. Сел рядом.

Заговорил он не сразу, но после длительной паузы произнёс:

– Завтра поедешь со мной. Это важно.

Это было настолько странным, что во взгляде Мины вспыхнул крошечный огонёк интереса.

– Куда? – через силу отозвалась она.

– Всё завтра. Приведи себя в достойный вид. Помни, что ты моя дочь. Я не допущу, чтобы с тобой случилась беда, но и потакать глупой слабости не стану. Соберись и держи голову прямо.

– Если нет? – спросила Мина.

– Не поедешь – подведёшь меня и… других людей. Поэтому сейчас ты встанешь, умоешься и поешь, чтобы мать снова с тобой ночь не сидела.

В словах отца, в его тоне, было нечто такое, чего Мина никогда раньше не слышала. Это заставило её очнуться, покинуть постель и начать двигаться. Сенатор не сказал, куда они едут, и Мине это было отчасти безразлично.

Утром Мина надела строгое и элегантное платье, в котором было бы прилично появиться в обществе девушке её круга, расчесала и заплела волосы в привычную косу. Отец придирчиво оценил внешний вид дочери и одобрил.

На завтрак Мина выпила чашку тёплой воды с лимоном и мёдом и под настойчивым взглядом матери съела один сухой хлебец. Она чувствовала себя измученной, как после серьёзной болезни. Из зеркала в холле на Мину глянула бледная, с тенями под глазами девушка. Платье, сшитое совсем недавно, оказалось великовато. Валентайн подал Мине маленькую шляпку, чтобы дополнить образ.

В таком наряде Мина чувствовала себя нелепо и некомфортно. Еще и отец хранил молчание о причине поездки. Мина начала немного нервничать, она то и дело поправляла узкие рукава, дёргала себя за воротник, будто мешавший дышать.

– Успокойся, Вильгельмина. Мы едем не на твою казнь, – уже в механической повозке заметил сенатор.

– Я надеюсь…

– Мне не нравится, что ты совсем раскисла, Вильгельмина. Все эти годы я следил за твоей жизнью, за успехами в Академии,