Наин - Чхон Соллан

Телефон директора зазвонил. Она бросила лопату и ответила на звонок. Свет исчез, и фигура директора превратилась в темный силуэт. Слышался голос на другом конце линии, явно сердитый, но слов было не разобрать. Директор глубоко вздохнула, дрожь пробежала по всему ее телу. Когда собеседник замолчал, директор, стараясь сохранить спокойствие, ответила слишком вежливо, так, что прозвучало даже пугающе:

– Я сама все устрою. Никто не видел, как я добралась сюда, так что не беспокойся.

Но собеседник перебил ее, повысив голос. Директор снова выждала, пока тот закончит, и продолжила уже с большей напряженностью в голосе:

– Они повсюду здесь рыскают, как саранча, и разрывают землю, а ты только наблюдаешь. Почему не запретил вход на гору? Не смог? Не нашел предлог?

Собеседник попытался что-то ответить, но на этот раз директор не дала ему возможности и закричала:

– Что будешь делать, если они наткнутся на кости?!

Ее голос был таким громким, что резал слух. Она продолжила возбужденно говорить:

– Ты должен был сам закопать тело! Почему поручил это ребенку? Теперь он даже не помнит, где закопал его. Мы приложили столько усилий, чтобы оградить это место от строительства, а теперь эта шумиха с растениями в новостях! Я не уйду. Никуда не уйду, пока не найду его тело.

Сынтэк боялся, что гулко и быстро колотящееся в груди сердце выдаст его. Растения вокруг тоже замерли, прекратив свои тихие разговоры. Директор не замечала, но все вокруг внимательно слушали ее разговор.

– Никто не знает? – повторила директор за собеседником и усмехнулась. – Как это никто не знает? С чего бы? Ты сам все разболтал! Перепугался до чертиков и дал взятку инспектору! А теперь говоришь, что никто не знает, а? Если бы ты просто сидел тихо, никто бы не заметил, что мальчишка исчез. Но нет, ты пошел в полицию и заплатил, чтобы расследование прекратили. Если бы ты просто сидел тихо… – Директор прервала свой крик, чтобы перевести дыхание. Затем, чеканя каждое слово, она продолжила, будто вынося приговор: – Даже если тело теперь найдут, то сделать ничего не смогут. Не командуй мной. Я сама все устрою.

Закончив разговор, директор снова взялась за лопату. Сынтэк затаился в зарослях, боясь, что малейший шорох выдаст его. Он сидел неподвижно до поздней ночи, пока директор, так и не найдя место захоронения, не покинула гору ни с чем. Ночь выдалась холодной, хоть и лето еще не закончилось, и плач дрозда звучал в ней как выражение глубокой скорби.

Глава 27

У выхода из учебного центра стояла знакомая машина. Несмотря на хаотично припаркованные автомобили родителей, приехавших забрать детей, и служебный транспорт центра, эта машина сразу бросилась в глаза. Не потому, что была знакома ее марка, а потому, что передний бампер был таким же разбитым, как у маминой машины, когда она въехала в защитное ограждение, преследуя преступника в прошлом году. Мирэ стояла в оцепенении, пока мама не опустила стекло с пассажирской стороны и не крикнула:

– Чего ждешь?

Мирэ едва не спросила, можно ли ей сесть. Конечно, в том, чтобы сесть в мамину машину, не было ничего необычного. Но мама никогда раньше не ждала ее у школы, так что Мирэ почувствовала себя почти под арестом. Особенно трудно от этой ассоциации стало избавиться, стоило только вспомнить, что она теперь знает об исчезновении Пак Вону.

– Куда едем? – как можно более беспечно спросила Мирэ, устраиваясь на пассажирском сиденье и застегивая ремень безопасности.

– Домой, конечно. Ты ела?

– М-м… так, перекусила.

Машина поехала по знакомому маршруту. Мирэ безучастно смотрела в окно. Она не решалась спросить, закончила ли мама работать или продолжает прямо сейчас. Она снова принялась дергать заусенцы. В окне отражалась мама за рулем. Мирэ, как дочь следователя, могла догадаться, что мама решила забрать ее сегодня не просто так.

– Можно тебя кое о чем спросить?

Мама заговорила, когда машина остановилась на красный сигнал светофора. Мирэ повернулась. Мама, оставив правую руку на руле, наклонилась и встретилась с Мирэ глазами.

– Почему ты тогда так внезапно спросила про Пак Вону?

– Я же сказала, просто интересно стало, – ответила Мирэ, стараясь казаться невозмутимой, но прозвучало это явно слишком неестественно. Она поняла, что продолжать спектакль бессмысленно – в игре с мамой ей все равно не победить. Сигнал светофора переключился на зеленый, и мама снова взялась за руль обеими руками.

– Думаю, что не просто так. Если бы это был кто-то другой, я бы еще могла поверить во внезапный интерес. Но не думаю, что моя дочь просто так спросила бы об этом. Или я плохо знаю свою дочь? – спросила мама, направляя машину за поворот.

Мирэ слегка ударилась головой о стекло из-за инерции и мысленно согласилась, что мама хорошо ее знает. Она наверняка не думала, что ошибается. Последний вопрос был лишь уловкой, чтобы выудить из нее ответ. Если бы Мирэ попалась на этот крючок, ей пришлось бы объяснять, почему она завела разговор о Пак Вону. Если бы мама задала этот вопрос на несколько дней раньше, Мирэ могла бы отговориться тем, что Наин интересовалась этим делом. Но солгать она не могла, возможно, из-за врожденной неспособности врать или потому, что выросла, наблюдая, как отец постоянно попадается на лжи. По крайней мере, ей не удалось бы скрыть, что Пак Вону не пропал без вести, а погиб.

Он действительно был мертв. Два года назад Пак Вону не просто исчез, он погиб в тот самый день. Его тело до сих пор лежало в лесу. Если Мирэ расскажет маме правду, то это будет равносильно заявлению в полицию. Машина въехала в подземную парковку дома. Мама не торопила Мирэ, и та промолчала всю дорогу, больше десяти минут. Казалось, что, если она не собирается отвечать, мама не станет ее допрашивать. Но так только казалось. Мама припарковала машину, выключила двигатель, взяла сумку с заднего сиденья и открыла дверь, чтобы выйти.

– Мам, – сказала Мирэ решительно. – В тот день мы были втроем: я, Наин и Хёнчжэ. Мы все видели.

Мама закрыла дверь обратно.

– Что видели?

Мирэ перестала дергать заусенцы и крепко сжала складки юбки. Она бросила карты на стол. Пусть раньше, чем планировала.

– Я знаю, где похоронен Пак Вону.

– Похоронен? – переспросила мама.

– Мы стали свидетелями убийства, – ответила Мирэ.

Она произнесла ту же ложь, которую когда-то сказала Наин и