Вопреки всему - Владимир Александрович Сухинин

Я растерянно пожал плечами:

– Не знаю…

– Вот и никто не знает, а эта падла так ловит новичков на крючок.

– Тогда я с тобой посижу да пойду в жилую зону, – пожав плечами, ответил я.

– Ты в каком отряде, Дух?

– В первом.

– А я во втором. Вместе пойдем.

Я прошел в жилую зону первый – остальные еще не вернулись с работ – и зашел в барак. Дневальный увидел меня и замер.

– Фокусник? – спросил он удивленно. – Что ты тут делаешь?

– Домой пришел, – ответил я. – Меня из психушки выписали.

– Выписали? А почему ты туда попал?

Я видел его раньше, но не знал, как зовут, поэтому спросил:

– Как тебя зовут, дружище?

– Коля, Николай, а погоняло Сушеный.

Был он нервный, строчил глазами, боясь встретиться взглядом.

– Куму стучишь? – спросил я, и тот обомлел.

– Нет, ты что? – вытаращился он на меня. – И вообще не маячь тут. Проходи.

– Ну-ну, – я окинул его взглядом и прошел в казарму, лег на свою кровать и закрыл глаза. Моя кровать оставалась заправленной, и никто на нее не ложился.

Через полчаса стали заходить осужденные, вернувшиеся с работ. Я сел, потом увидел Боцмана, перекинулся с ним взглядом и встал. Поправил одеяло и остался стоять.

Боцман прошел мимо на свое место, со мной не заговорил. Последним вошел Ингуш, он уже знал о моем появлении, сел на свою кровать и позвал меня, помахав рукой. Я подошел и поздоровался:

– Здорово, Ингуш.

– Садись, Фокусник, – тихо сказал он и обвел взглядом казарму. К нам никто не подходил. Я сел на кровать напротив и облокотился на тумбочку. – Рассказывай, – кратко и негромко бросил старший отряда.

– Был в лазарете, потом попал в психушку. Сейчас вернули с диагнозом «псих, но здоров». Страдаю депрессией и могу навредить себе. Меня перевели в лазарет санитаром. Был у Кума и подписал согласие на сотрудничество. Должен докладывать о нашем отряде: кто чем дышит, у кого есть связи на воле, кто контролирует общак, какие запрещенные предметы есть.

– Не боишься говорить об этом? – спросил Ингуш после долгого молчания. Он, уперев взгляд вниз, смотрел на тумбочку.

– Выбора не оставили, – ответил я. – Лучше ты узнаешь это от меня, чем от других.

– Не мог отказаться?

– Не мог. Он пригрозил, что возбудит дело о моей шпионской деятельности в колонии и о том, что я склонял Сытника предать Родину. Пришлось согласиться.

– Понимаю, – Ингуш потер подбородок. – Санитар та еще сволочь. Что хочешь подпишет. И как собираешься жить дальше?

– Просто. Буду работать в лазарете и клубе. Пусть со мной прекратят общение, отвернутся. Я псих, и ни к кому лезть не буду. Буду говорить Куму только то, что нужно. Он скоро поймет, что я как агент – пустое место.

– Не все так просто, Фокусник, – Ингуш задумчиво посмотрел на меня и улыбнулся. – Нам нужно спрятать общак. Мы постоянно перепрятываем его и можем попасться. Стукачей много развелось.

– Давай я возьму его на себя, – предложил я. – У меня его не найдут.

Ингуш внимательно посмотрел на меня, а потом кивнул:

– Хорошо. Я хотел тебя об этом попросить. Ночью тебе его передаст Боцман. Куму скажешь, что у Воблы есть водяра и он прячет ее в электрощитках. Туда никто не лазит, потому что там высокое напряжение. Ключи от шкафа у него.

– А как я объясню ему, откуда узнал о водке?

– Сам придумай, я тебе наводку дал, думай, – ответил Ингуш. – На меня не вали. – Он окинул меня взглядом. – Вижу, понял. Теперь иди, я сообщу всем, чтобы тебя не трогали и оставили в покое. И вот еще что. Зачем ты говорил дневальному о том, что он стукач? – спросил он, когда я поднялся с кровати.

– Просто проверил, и оказалось – прав, стучит он.

– Уверен? – спросил Ингуш.

– Уверен, – ответил я.

Мне про дневального сказала Шиза. Но про нее я не стал говорить, ответил:

– Интуиция, понимаешь? – пояснил я и ушел к своему месту.

С этого момента у меня началась новая жизнь. Меня не трогали другие заключенные и словно чумного обходили стороной. Я работал в лазарете так же усердно, как уборщиком в швейном цеху. Убирал помещения, мыл полы, стелил кровати, кипятил шприцы, заполнял журнал посещения больных, вскоре стал оказывать первую медицинскую помощь.

Той ночью, когда меня за собой позвал Боцман, он отвел меня в туалет и там передал двадцать пять тысяч рублей общака. Это были деньги со всей зоны. Мало, но хоть что-то. Деньги приходили с воли, их проносили вольнонаемные, за что получали свой процент.

Но жизнь не приносит одни приятные новости. Появился опер, что курировал медчасть. Высокий, статный, с длинными, как бакенбарды, висками и небольшим выпирающим брюшком. Он сразу же вызвал меня к себе.

Я явился в оперчасть, доложил по форме и, смотря вниз, стал ждать.

– Осужденный Глухов, – листая мое дело, произнес опер. – Изменник Родины. Санитар. Совершил попытку суицида. Из швейного цеха был переведен для работы в медчасть. С чего это к тебе такая милость, Глухов?

– Я подписал согласие на сотрудничество, гражданин начальник, – ответил я, не поднимая глаз.

– И что? – усмехнулся опер. – Многие стараются быть полезными, а ты за десять дней не принес ни одной весточки. Зачем тебя держать в медчасти? Непорядок, Глухов. Давай говорить по существу, раз в неделю ты должен давать мне полный расклад по первому отряду и по медчасти. Обрати внимание на сестричек и прачек, они проносят запрещенные предметы. Сигареты, водку. Я хочу знать, что и когда, понял?

– Понял, гражданин начальник.

– Вот и хорошо, иди и работай.

Я ушел. И не собирался добывать для него информацию, но не учел его характер.

Через десять дней он вызвал меня по телефону, позвонив в медчасть. Указал на стул у стола и приказал:

– Вот лист, пиши, что узнал по первому отряду и по медчасти.

Я сел и написал пространное сочинение на тему, как прожил десять дней, кого видел, кто со мной отказался общаться, и свои выводы, что ничего противозаконного не нашел.

Опер прочитал мое сочинение, покивал, читая, и положил в папку.

– Я понял тебя, Глухов, – совершенно спокойно произнес он, – ты сотрудничать не хочешь. Ну что же, это твой выбор, иди. – Он убрал папку, а я встал, вышел из кабинета и направился к медчасти.

Светлана поручила мне и Сытнику сделать ревизию аптеки, и я со старанием пересчитывал лекарства, медицинские препараты и приборы, все тщательно записывал в ведомость. Через пару часов в медчасти появился опер с двумя прапорщиками, я уже закончил ревизию и передал листы начмеду.

– Светлана АлексеевнаАлексеевна, – поздоровался он и заулыбался. – Рад вас видеть, все хорошеете.

Светлана покраснела от комплимента и отшутилась:

– Ну что вы, Андрей Сергеевич. Куда мне в мои-то годы.

– Ну-ну, не прибедняйтесь, вы еще о-го-го, – он подмигнул ей, затем