Вопреки всему - Владимир Александрович Сухинин

Я вышел и прикрыл дверь. Я не стал стоять у дверей и подслушивать, это могла делать Шиза-дочка, и она, навострив свои ушки, используя дверь как вибропередатчик, стала передавать мне содержимое разговора.

– Светлана АлексеевнаАлексеевна, я пришел поговорить с вами по поводу вашего нового санитара Глухова. Вам не кажется странным, что этот изменник родины слишком вольготно устроился? Все пашут как волы на производстве, а он лекарства пересчитывает, ест больничную пайку и доволен жизнью. Так мы никогда не перевоспитаем заключенных.

– Глухов – старательный работник, он выполняет работу лучше Сытника, и у меня к нему претензий нет, – спокойно ответила Светлана. – Вы должны были ознакомиться с делом и понять, почему он оказался в медчасти.

– Я читал дело, изучил материалы о суициде. И что? – спросил опер.

– А то, Андрей Сергеевич, что на него покушались во время вашего отпуска, и то, что он никого не выдал. Если бы выдал, то вашего начальника уволили бы или того хуже.

– А что может быть хуже? – удивленно спросил Сергеев.

– Сами подумайте, – ответила Светлана. – Еще раз вам говорю, что у меня претензий к этому осужденному нет. – Установилось недолгое молчание.

– И все же странно, – озвучил свои мысли опер, – изменник родины отбывает наказание в щадящих условиях, тогда как другие, осужденные за гораздо менее тяжкие преступления, трудятся на тяжелых работах, искупая свою вину добросовестным трудом.

– Смею заметить вам, Андрей Сергеевич, что я медработник, а не воспитатель, и Глухова, кроме того, привлекают к культработе как участника самодеятельности.

– Да, я знаю, – ответил опер. – Я думаю, вам надо отказаться от Глухова как санитара.

– Это не я решаю, товарищ старший лейтенант, – ответила Светлана более резко, чем обычно. Я понял, что у нее заканчивается терпение.

– Но если я выйду с ходатайством, вы напишете отказ, поддержите меня?

– Нет, он хороший работник, и я не знаю, как будут трудиться другие заключенные.

– Ладно, не смею настаивать, Светлана АлексеевнаАлексеевна, я понял вашу позицию. Сейчас проведу плановую проверку медчасти, как того требуют мои обязанности, попрошу вас меня сопровождать. – Оба вышли из кабинета начальника медицинской части. Я в это время мыл полы в коридоре. – У Глухова есть свой шкафчик? – спросил опер.

– Есть, как у всех, – ответила Светлана.

– Пойдемте, проверим личные вещи осужденных. Глухов, за мной, – приказал старлей, и я, оставив швабру и вытерев руки о тряпку, пошел за ним. А позади нас шли два прапора.

Старлей проверил четыре шкафчика и подошел к моему. Открыл, и мы увидели что-то, завернутое в газету.

– Что это? – спросил он у меня.

– Не знаю, – ответил я, – я это туда не клал.

Сергеев протянул руку, вытащил сверток и развернул газету. Там находились лекарства, которые я даже не успел разглядеть.

– Откуда у вас лекарства? – строго спросил он меня.

– Не знаю, я их туда не клал.

– Вы проводили ревизию в аптеке?

– Я и осужденный Сытник…

– Вот, Светлана АлексеевнаАлексеевна, он вор. Кроме того, что Глухов изменник родины, он еще и вор.

– Я не воровал, – теряя спокойствие, ответил я, – я выходил из аптеки не последним, там оставался осужденный Сытник, а я отнес ведомость начмеду.

– Не отпирайтесь, осужденный Глухов. – Затем опер повернулся к контролерам: – Осужденного Глухова ко мне в кабинет, это я заберу как вещественные доказательства. – Он схватил сверток и снова завернул лекарства в газету.

Светлана не теряла выдержки.

– А Сытника вы не возьмете с собой? – спросила она.

– А его зачем?

– Он был последний в аптеке и мог подбросить эти лекарства Глухову.

– Это все домыслы, Светлана Алексеевна, Сытник работает в медчасти три года, и ни разу не было случая воровства с его стороны. Я жду вас тоже у себя в кабинете. Через час.

Он ушел, а меня повели следом.

– Сытник, морда холопская, я тебе устрою хорошую жизнь, – я выразительно посмотрел на ухмыляющегося санитара.

После ухода старшего лейтенанта Глухова под конвоем контролеров, Светлана Алексеевна резко повернулась в сторону ухмыляющегося Сытника.

– Миша, это ты подложил таблетки Глухову?

– Ну что вы, Светлана Алексеевна, – замотал головой осужденный, – я не делал этого, это он сам, видимо… видимо, когда я в туалет выходил. Зря вы ему доверяете.

– Миша, – голос начмеда был так холоден, и от него повеяло такой ледяной стужей, что по коже Михаила Сытника побежали мурашки. С его лица смыло ухмылку, подбородок предательски задрожал. – Я могу устроить тебе продление срока, это просто сделать: исчезнет ампула лекарства, что хранится в сейфе, и ее найдут у тебя. Я сделаю все, чтобы тебе добавили срок, и ты вылетишь отсюда, как пробка из бутылки, а на производстве тебя, как стукача, прибьют. – Голос женщины звучал нейтрально и спокойно, словно она говорила о вчерашних новостях, но от этого осужденному стало особенно страшно.

– Не губите, Светлана Алексеевна. – Он упал на колени и пополз к начмеду. – Меня старлей заставил, этот опер взъелся на Глухова и велел мне его подставить.

– Вот как? Я поняла. Встань и иди в ординаторскую, я потом решу, что с тобой сделать.

Светлана Алексеевна решительно направилась в свой кабинет, ее шаги эхом разносились по коридору. Она знала, что ей предстоит непростой разговор, и от этого ее сердце сжималось. Она набрала внутренний номер начальника колонии, но вместо знакомого голоса услышала лишь длинные гудки. Светлана Алексеевна нахмурилась, чувствуя, как напряжение внутри нее растет.

Начальник оперчасти, заместитель по безопасности майор Штильман, находился в отпуске по семейным обстоятельствам. Его жену, хрупкую женщину, сразил страшный диагноз – рак. Светлана Алексеевна знала, что в этой ситуации ей придется обратиться выше по служебной лестнице, к тем, кто мог принять важные решения.

Она набрала следующий номер, ее пальцы дрожали. На другом конце провода раздался усталый, но твердый голос. Светлана Алексеевна изложила свою просьбу, стараясь говорить как можно более убедительно. Она знала, что от этого разговора зависит многое, и ей было важно, чтобы ее услышали.

Замполит был человеком с принципами и все эти оперативные штучки недолюбливал. Он выслушал и ответил:

– Я вас понял, Светлана Алексеевна. Когда начальник колонии вернется с совещания из городского комитета партии, я с ним поговорю. Все равно он будет Глухову подписывать постановление на арест в штрафной изолятор. Больше ему ничего вменить не смогут.

Меня провели до кабинета оперативников, их там обычно сидело трое, но сейчас никого не было.

– Товарищ прапорщик, подождите за дверью, – распорядился старлей и сел за свой стол. – Ну что, Глухов, доигрался? – рассматривая меня, глумливо спросил он и ухмыльнулся. – Понял, с кем связался?

– Понял, – ответил я. – Я таких, как вы, много видел, сам охранял колонии. Понимаю, что вы хотите.

– Ну, если понимаешь, то давай договоримся: я говорю, ты исполняешь. Мне надо, чтобы ты сознался в том, что тебя резали заключенные из службы внутреннего порядка.

– Не могу.

– Почему?

– Потому что