Системный Кузнец - Ярослав Мечников

в ведре оставалось на донышке, подхватил его и вышел наружу, в гущу разыгравшейся бури. Сражаясь с порывами ветра, которые вырывали ведро из рук, опустил его в колодец. Цепь жалобно заскрипела. Когда, напрягая мышцы, вытягивал заполненную до краёв посудину наверх, заметил, что за спиной стоит человек. Однорукий повар держал два пустых ведра.

Он был хмур и буравил меня тяжёлым взглядом из-под густых бровей. Лицо у него было даже шире, чем у Гуннара, кожа — смуглая и пористая, чёрные как смоль волосы и глаза делали его похожим на демона. Устрашающего вида кулинар.

Кивнул в знак приветствия, опуская полное ведро на землю. В голове мелькнула мысль: может, сказать ему, что брал нож с его кухни? Чтобы не было недомолвок? Но тут же отмёл её — глупость, ничего страшного не случилось. Если молчит, значит, либо не знает, либо ему плевать.

— Слыхал? — вдруг прогудел он низким басом.

Аж вздрогнул от неожиданности. В тот же миг несколько крупных капель упало ему на лоб и щёки, и я тоже почувствовал ледяные касания дождя на своей коже.

— Что?

Повар прошёл мимо, поставил вёдра. Единственной рукой ловко зацепил одно за крюк, и то с грохотом цепи полетело вниз.

— Барону мясо понадобилось, — хмыкнул повар, оглядев меня с ног до головы. — Набор идёт. И по вашей дыре скоро пройдутся. Покажешь там свой нос — и вот ты уже с копьём в руках, в первом ряду, корм для тварей.

Громила сказал это и потянул полное ведро наверх. Ворот колодца вращался легко, будто игрушечный, ему это давалось абсолютно просто, даже с одной рукой. Повар не переставал сверлить меня всё тем же недружелюбным взглядом.

Новость была хуже некуда — угодить в пехоту барона, едва начав новую жизнь — перспектива отвратительная.

— Мне всего четырнадцать, — сказал тихо, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, но сам услышал нервозность.

— А ему, думаешь, не плевать? — однорукий расхохотался, и этот смех напомнил довольное хрюканье огромного вепря. — Руки-ноги есть. Голова на плечах тоже, которую, в случае чего, всегда отсечь можно.

Он ловко подхватил ведро и поставил на землю. Тем временем дождь перестал накрапывать и забарабанил по крышам, камням и моей голове уже в полную силу. Бросил взгляд на небо — чёрные тучи неслись низко, почти цепляясь за частокол, от этого зрелища стало не по себе.

— А что случилось? Зачем призыв? — решил уточнить, перекрикивая усиливающийся шум ветра.

Повар мотнул своей массивной головой и, чуть понизив голос, пробасил так, чтобы слышал только я:

— Падальщики в этой дыре всегда водились. Не в таком количестве, как намедни, но гости не редкие. Камни духовные их сюда манят, что ли. Но слухи пошли, что теперь твари отовсюду лезут. Из пещер, что повыше, — мужик кивнул в сторону затянутых тучами снежных пиков, — полезла новая дрянь.

Его второе ведро с глухим бульканьем рухнуло на дно колодца. Цепь со скрежетом ушла следом. Мужчина, не глядя на меня, начал вращать ворот.

— И опаснее этих. Ростом вдвое больше, говорят, и плюются какой-то кислотной хернёй. Попадёт — кости плавит, калекой останешься, если выживешь. Понял?

Он говорил ровным тоном, будто обсуждал рецепт пирога. Я растерянно почесал голову — однорукий громила, похоже, сказал всё, что хотел, и больше не горел желанием общаться. Но с чего это он вообще решил поделиться информацией? Взгляд невольно упал на его увечье, руки не было по самый локоть. Края культи были покрыты рубцовой тканью — рана давняя.

— Вы солдатом были? — крикнул, потому что ветер и хлынувший дождь превратились в оглушительный рёв. Ледяные капли барабанили по каменной кладке колодца, густые чёрные волосы повара промокли и прилипли ко лбу.

Он поставил второе полное ведро на землю и обернулся. В его тёмных глазах промелькнул интерес, словно не ожидал, что какой-то мальчишка осмелится спросить о его прошлом.

— Был, — громко, перекрывая шум бури, пробасил мужчина. А затем медленно сжал в кулак свою единственную, здоровую руку. — Голыми руками головы отрывал.

Кулак у него был огромный, размером с мою голову. Я невольно сглотнул, живо представив эту картину, и почему-то показалось, что это была не просто фигура речи.

Несмотря на напряжение, кривая усмешка сама собой появилась на моём лице.

Вернулся в сарай насквозь промокший, поставил ведро и выжал воду с одежды, не снимая. Снаружи ливень уже превратился в стену воды. Холод пробирал до костей.

Остатков пакли немного, но хватило. Быстро разжёг пару факелов, воткнув их в держатели. Скинув мокрую одежду, что липла к телу, накинул какое-то старое, но сухое тряпьё, найденное в углу, и подошёл вплотную к огню. Жаркое пламя обогрело кожу, почувствовал, как озноб понемногу уходит.

Решил потратить десять минут на то, чтобы собраться с мыслями и восстановить силы, вдыхая Ци.

Закрыл глаза и попытался сосредоточиться, почувствовать ту огненную силу, что каким-то чудом наполняла тело… Нет, не тело, как теперь понимал, а энергетическую оболочку.

Но на душе было скверно. Перед внутренним взором вставала картина: те твари, с которыми довелось столкнуться лицом к лицу, выползают из тёмных пещер, спускаются с гор чёрной лавиной. Рой смерти обрушивается на деревни, на ни в чём не повинных людей. Детей, женщин… Против таких монстров ополченцы — лишь расходный материал, мясо, брошенное в пасть голодному зверю.

Вот чёрт, снова мысли заполнили голову, не давая сосредоточиться. Ум, как неприрученный зверь, привык блуждать, цепляться то за тревожное будущее, то за горькое прошлое.

Сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, возвращая внимание в тело. А затем начал впитывать огненную энергию. Она ощущалась как переливающаяся тёплыми цветами пыльца, витающая в воздухе вокруг факелов. Если делал слишком резкий и сильный вдох, Ци обжигала внутренности. Если не успевал направить её в свой «котёл» в солнечном сплетении, тело будто отвергало эту силу, выталкивая наружу. Это сопровождалось острым приступом боли где-то в плечах и груди.

Но чем дольше практиковал, тем лучше получалось. Постепенно нащупал ритм, наладил стабильный канал поступления энергии. Чувствовал, как «котёл» внутри не просто наполняется — он растёт и разгорается. Все тревоги и страхи сгорали в пламени, а на их месте зародилась уверенность в собственных силах.

Мир сузился до момента «здесь и сейчас». Треск факела, моё ровное дыхание и тело, которому стало комфортно. Казалось, больше не нужно тряпьё — я мог бы выйти голым под ледяной ливень и всё равно