Космонавт. Том 4 - Феликс Кресс

утащишь, а я прикрывать буду наш отход и помочь не смогу. Повезло, что стая, видать, небольшая. Или это были просто шатуны-одиночки. Сейчас мы их отогнали, но они могут вернуться с подкреплением.

Достал рацию и, связавшись с Беляевым, коротко и чётко описал ситуацию и сообщил наши координаты. Пока мы ждали командира, я привёл Митю в чувство и постарался оказать ему первую помощь.

Аптечка осталась в лагере, поэтому пришлось обходиться подручными средствами. Рана на ноге была неглубокая, но рваная — несколько проколов от клыков по сантиметру в диаметре и до двух или больше глубиной. Остальные зубы отпечатались на меньшую глубину. А ещё была длинная, кровоточащая ссадина на голени.

Раздевшись до майки, стянул её и порвал на полосы. Кусок побольше скрутил наподобие мотка бинта и приложил к ране. Остальными полосками туго перевязал, чтобы остановить кровь и хоть как-то защитить от грязи. Хорошо бы промыть рану, но воды поблизости не было.

С вывихом или переломом делать было нечего. Остаётся только зафиксировать ногу, подложив под неё свёрнутую куртку, и обложить ветками, чтобы минимизировать движения при транспортировке. Я понимал, что это слабая помощь, но лучше, чем ничего.

Где-то через час на нашу поляну вышел Павел Иванович. Он прихватил с собой носилки, которые мы накануне соорудили из двух жердей и брезента. Митя к этому времени уже окончательно пришёл в себя и лежал с закрытыми глазами, тихо поскуливая от боли. Мы с Павлом Ивановичем аккуратно преложили его на носилки, стараясь не тревожить повреждённую ногу.

— Мить, где пистолет? — спросил я, чуть не забыв о нём.

— Там, — мотнул он подбородком на край поляны.

Дядя Гриша искоса глянул на Ковалёва, но промолчал.

— Иди, прикрою, — скупо сказал он мне.

Я пошёл к тому месту, откуда прибежал Митя. Пошарив взглядом по земле, вскоре нашёл то, что искал. Подобрав его, я вернулся к носилкам и схватился за передние ручки, Беляев за задние. Носилки тяжёлыми не были, но нести их по размокшей, кочковатой земле, продираясь сквозь мокрый подлесок, было делом непростым.

Дядя Гриша шёл чуть поодаль, зорко посматривая по сторонам, с оружием наготове. Волков видно не было, но где-то в глубине леса слышалось отдалённое подвывание.

В лагере мы, наконец, смогли нормально обработать Мите рану. Перелома, к счастью, не оказалось. Он просто сильно подвернул ногу, когда бежал от волков. Даже вправлять ничего не пришлось — обычное растяжение связок, само пройдёт.

К моему удивлению, дядя Гриша не ворчал, не ругался и даже не отчитывал провинившегося. Он словно вычеркнул его из своего внутреннего списка и махнул на него рукой. Такое его равнодушие оказалось хуже привычной ругани.

Когда мы закончили с перевязкой, Павел Иванович спросил у Мити:

— Рассказывай, Ковалёв. Почему не сообщил о компасе и волках?

Митя, заливаясь краской от стыда, отвёл глаза в сторону и начал путано объяснять. Он рассказал, что сперва просто испугался. Он и так сначала забыл рацию в лагере, а потом оказалось, что и компас оставил. Решил, что сможет и так дойти до стоянки — ведь направление вроде бы запомнил.

И, в принципе, Митя был прав, потому что шёл он изначально к лагерю, а не от него. Если бы не волки, то дошёл бы.

Далее он рассказал, как услышал поблизости волчий вой, запаниковал и побежал без оглядки. Именно из-за страха он и не сообразил связаться с нами. А потом, когда споткнулся и упал, и вовсе потерял рацию. Видимо, выронил её в панике или зацепился одеждой за корягу.

Он не сразу заметил, что остался без связи. Так и кружил, отстреливаясь и не зная, сколько прошло времени, надеясь выбежать к лагерю. Но с волками на хвосте у него не было возможности тщательно выбирать дорогу, и, в конце концов, Митя заблудился окончательно.

Беляев, выслушав его, коротко кивнул и сухо бросил:

— Понятно. Отдыхай.

Мы с Митей остались одни. Видя реакцию старших товарищей, я отчётливо понимал, что, скорее всего, его отчислят из отряда. Уж очень плохо проявил он себя в стрессовой ситуации. Да и сам парень, судя по его отрешённому виду, похоже, понимал это.

Мне было искренне жаль его. Митя — умный парень, добрый и отзывчивый, но, видимо, не его это. Пусть лучше его выдающиеся умственные способности послужат стране в другом месте, в кабинете какого-нибудь НИИ, чем он запаникует на орбите.

Из-за травмы Мити нашу тренировку пришлось свернуть досрочно. Беляев связался с базой по своей рации, и вскоре мы, свернув лагерь, уже ждали команду эвакуации.

* * *

По приезде в Звёздный городок я узнал, что отчислили не только Митю Ковалёва. Оказалось, ещё один из нашего отряда крупно «накосячил» во время тренировок и его тоже отчислили. Теперь нас, слушателей, осталось всего девять человек. Отбор продолжался, суровый и без сантиментов.

И хоть известие меня огорчило, но я не мог позволить себе рефлексировать. Не откладывая в долгий ящик, написал рапорт нашему командиру в Звёздном городке, где изложил свои соображения по поводу двухместного лунного посадочного модуля, но не вдаваясь в подробности. Так сказать, кинул затравочку. В конце прямо написал, что хотел бы в перспективе претендовать на место в таком экипаже. Теперь оставалось только ждать. Ждать, продолжать грызть гранит науки и тренироваться.

А ещё до нас докатились обрывочные новости из-за океана. Народ говорил о какой-то серьёзной аварии на заводе по производству сжиженного водорода в США, и что теперь американская лунная программа сильно замедлится из-за этого.

Новость, честно говоря, порадовала. Мы остро нуждались во времени, и мы его получили. Но в глубине души у меня отчего-то была уверенность, что эта авария не случайна. Её не было в той истории, которую я помнил из своей прошлой жизни. Видимо, в этой реальности наше руководство решило действовать жёстче и использовать все возможные козыри.

Либо я преувеличиваю, и все совпадения случайны. Вряд ли мне, лейтенанту, кто-то станет рассказывать правду о подобных операциях.

Но главные новости, которые перевернули мою собственную жизнь, ждали меня на выходных в Москве, когда я приехал домой.

Катя встретила меня вся такая загадочная, сияющая, с таинственной полуулыбкой, которая не сходила с её губ. Говорила игриво, намёками, всё к чему-то подводила, но не решалась сказать напрямую. Я, видя её волнение, и сам начал нервничать.

А потом она сообщила, словно между делом:

— Серёжа, а ты скоро станешь папой. Я беременна.

Эти слова прозвучали для меня как гром среди ясного неба. У меня буквально подкосились ноги, и мир на