Вопреки всему. Том 2 - Владимир Александрович Сухинин

ворот колонии. Меня встретила жара, пыль, поднимаемая ветром, дымы заводских труб, чернящих небо. Тамара подъехала к воротам на такси. Она отвезла меня к себе домой, и там, втроем с ней и Светланой, мы отпраздновали мое освобождение. Неделя прошла как в угаре: рестораны, кафе, гулянки, словно мы прощались навсегда.

Мы сходили в комиссионку и купили мне костюм, рубашки и шляпу. К этому времени цены были уже просто заоблачные. Растущая инфляция сжирала все накопления. У меня были свободные рубли, полученные за годы работы в колонии, примерно двадцать миллионов рублей, – но это были сущие копейки.

Однако существовала одна странность: Тамара со Светланой старели, а я молодел. Их глаза привыкли к моему медленно меняющемуся облику. А я не давал им повода беспокоиться. Но время шло, и они понимали, что я уеду. Знали, что у меня есть справка об освобождении и направление в город, где я был когда-то прописан. Они провожали меня со слезами, прося вернуться. Я не обещал.

– Жизнь, девочки, покажет, – сказал я, обнимая их. – Но как устроюсь, то отпишусь.

В обменнике я обменял рубли, прикупил пятьсот долларов. Больше не стал, чтобы не привлекать к себе внимания. И, сев в поезд, отправился в новую жизнь, где меня ждали неизвестность и, возможно, новые испытания. Мое проклятие – притягивать неприятности – жило со мной, как сварливая недовольная жена. Только до времени не проявляло свой каверзный характер.

Глава 11

Земля, Россия. Средняя полоса

Зря я считал, что мое проклятие спит, оно просто ждало случая, чтобы ужалить исподтишка. Меня срисовали у обменника двое темных личностей с угрюмыми рожами и в дешевых спортивных костюмах. Шиза их заметила сразу и дала мне знать. Сначала я отмахнулся от ее слов, мало ли сейчас ходит по улицам молодых парней без дела. Если это гопники, то я с ними справлюсь, в этом я не сомневался. Попрощавшись с дамами, я сел в вагон, занял свое место в купе. Поезд тронулся под свет ночных фонарей. Я вышел в коридор и помахал Светлане и Тамаре рукой. Они шли за поездом, махали руками и мне, вытирали платочком глаза.

Поезд набрал скорость, и вокзал Нижнего Тагила остался позади. Под стук колес он уносил меня от двенадцати лет беспросветной жизни в колонии и от милых женщин, которые помогали мне. И, что таиться, любили меня. А я был им благодарен и решил, что как только более-менее устроюсь, буду им помогать, чем смогу. Планов конкретных у меня не было. Лишь мечты…

В благодушном настроении с легкой грустинкой я решил вернуться в купе и увидел, как из купе проводников вышли две знакомые мне личности. Когда они объявились в поезде, то я сразу понял, что они пришли по мою душу. Мы отъехали от станции, и они расположились у входа в мое купе у окна. Был уже поздний вечер. После обеда налетели тучи, и мир погрузился в темноту. Я ехал один – видимо, остальные попутчики должны были сесть на других станциях. Мне нужно было сделать пересадку в Москве и оттуда ехать ночь до города, где прошли мои годы счастливой службы.

Что такое счастье, можно понять по анекдоту. Один непутевый сын все время жаловался матери, что плохо и скучно живет. Она слушала, слушала и однажды ему ответила: «Подожди, сын, женишься – и ты узнаешь, что такое счастье».

«Правда, мама?» – оживленно спросил сын.

«Правда, сынок, – ответила мама. – Но будет поздно».

Вот так я не ценил то, что имел, и эта прошлая жизнь после отсидки мне казалась тем счастьем, которое я потерял.

Я заказал чай у проводницы и в ожидании снял пиджак костюма, повесил на вешалку, снял галстук и расстегнул ворот рубахи. Только уселся, как вместо проводницы стремительно вошли два молодых бандюка. Зашли и быстро закрыли за собой дверь. Ни слова не говоря, тот, что был справа, нанес удар ногой мне в лицо. Но тут картина мира у меня поменялась, это был уже не я, чужое сознание вспыхнуло яростным огнем, и мое тело подчинилось его воле. Нас было двое, один управлял моим телом, а второй «я» наблюдал события со стороны. Я видел, как мое тело наклонилось к столу, и нога нападавшего человека пролетела надо мной. Затем я выпрямился, поддел его ногу, и бандит, не удержав равновесия, упал под ноги второго. Тот уже вытащил нож, но упавший подельник ему мешал. Мое тело, сидя, рванулось к нему, рукой схватило его руку с ножом и, рванув на себя, сбило его на колени, а затем неумолимо подняло вверх и воткнуло нож ему в глаз. Ногой я ударил лежачего «гостя» в горло и сломал ему гортань.

Затем время вернулось в свое прежнее измерение. Я сидел в шоке, потный, и с ужасом увидел тела двух бандитов: у одного нож торчал в глазу, второй хватался за горло и сипел, ерзая ногами по убитому товарищу. Неожиданно это снова был я, и ко мне пришел ужас осознания содеянного – я убил двоих. Пусть это была самозащита, но я превысил меры необходимой самообороны. Мое сознание затопила паника. Я вновь окажусь на скамье подсудимых. Мне влепят по полной, как рецидивисту еще восемь лет. В панике я стал запихивать тело в отсек для багажа.

– Ты что делаешь? – услышал я внутри себя голос Шизы.

– Тело прячу и сойду на ближайшей станции.

– Тут их найдут и станут искать тебя, выкидывай тела в окно.

Я замер.

– Что, – почти не соображая, спросил я, – разбить его?

– Нет, открой и выкини тела. Их тут не было. Никто не докажет, что тут кто-то был.

Я стал в спешке пробовать опустить окно, но оно, как назло, не поддавалось. Я сильно повис на ручке и со скрипом опустил его, схватил того, у кого торчал нож в глазнице, и, подняв, просунул в открывшееся окно, протиснул и сбросил. Тут же схватил того, кто был еще жив, руки сами свернули ему шею без участия моего сознания. Только потом я понял почему – чтобы, если он выживет, не дал показания против меня. С волками жить – по-волчьи выть, говорила старая пословица, и я ей руководствовался. Это тело тоже выкинул в окно и закрыл его, одернул одежду.

Шиза уже привела мои гормоны в порядок, и я стал спокойно рассуждать.

Уже ночь, и два тела свалились под колеса. Во мне неожиданно проснулся хищник – Ирридар, нехейский барон. Он не оставлял в живых тех, кто пытался