Танец Клинков: Академия убийц - kv23 Иван

«Я… я был там», — голос Григория дрогнул, наполнился невыносимым стыдом. — «Я видел всё. Я был другом твоего отца, Анна. Его лучшим другом. Он доверял мне. Он показал мне часть доказательств, просил помочь. Но у меня была семья. Жена, маленькая дочь… Люди Волконского пришли ко мне. Они не угрожали. Они просто показали мне магический кристалл. В нём моя дочь играла в саду, смеялась. А рядом, в тени дерева, стоял человек в чёрной маске. И он просто смотрел на неё».

Григорий зарыдал. Тихие, старческие, бессильные рыдания, эхом отдававшиеся в тишине подземелья.

«Они взяли мою семью в заложники. Сказали, что если я скажу хоть слово, я больше никогда не увижу ни жену, ни дочь. И я… я молчал. Я смотрел, как казнят моего лучшего друга. Как его имя смешивают с грязью. Как его дочь, маленькую девочку, объявляют дочерью предателя. И молчал. Двадцать лет я жил с этим грузом, Анна. Двадцать лет я был трусом».

Анна прижалась лбом к холодной стене. Боль в её сердце была острее, чем от любого клинка. Ненависть к Громову, которая казалась ей всепоглощающей, теперь выглядела детской обидой. Её враг был не просто человеком. Её враг был системой. Прогнившей, коррумпированной империей, которая пожирала своих лучших сыновей и возвышала худших.

Она чувствовала бессилие. Отчаяние. Её победа над Громовым на суде, её триумф, её так называемая месть — всё это было лишь спектаклем, поставленным настоящим кукловодом. Она была лишь пешкой в чужой игре, так же, как и сам Громов, который, как оказалось, тоже был всего лишь инструментом.

«Нет», — внезапно подумала она. В темноте её сознания вспыхнула искра. — «Нет».

Слова Григория о чести отца, о его попытке изменить мир, зажгли в ней новый огонь. Дикий, неукротимый. Это было уже не просто желание отомстить. Это было желание завершить то, что начал её отец. Уничтожить коррупционную систему до основания.

Это была уже не личная месть. Это была война. Её война.

На пятый день она приняла решение.

Ночью, когда тишина снова окутала подземелье, она прошептала через стену:

«Учитель. Спасибо».

«За что?» — удивился Григорий.

«За то, что рассказали мне правду. Всю правду. Вы дали мне то, чего у меня не было с самого детства. Цель».

«Какую цель, дитя? Мы в ловушке. Через два дня суд. А потом — казнь. Это конец».

«Нет», — голос Анны был твёрдым, как сталь. — «Суд будет спектаклем. Казнь — его финал. Но я не собираюсь играть в этом спектакле. Я напишу свой собственный финал».

«О чём ты говоришь?»

«Я сбегу, учитель. И я заберу вас с собой».

Григорий долго молчал. В его камере слышалось только прерывистое дыхание.

«Как? Оковы подавляют магию. Охрана патрулирует коридоры каждые полчаса. Стены толщиной в метр. Это невозможно, Анна. Никто не сбегал из этого подземелья за триста лет».

Анна улыбнулась в темноте. Улыбка была холодной, хищной, полной обещания боли.

«Я танцовщица, учитель. Моё тело — моё оружие. Мой разум — моя сцена. Даже в цепях. Даже в темноте». Она вспомнила свою прошлую жизнь, уроки в балетной академии. Анатомия. Биомеханика. Пределы человеческого тела, которые можно растянуть, сломать, а затем собрать заново.

«Танец может разрушить стены, учитель. Даже если это танец в темноте».

На седьмой день, в день суда, когда тяжёлые шаги двух стражников приблизились к её камере, они ожидали найти сломленную, плачущую девушку.

Вместо этого они нашли пустую камеру.

Солома была разбросана. Перевёрнутая миска из-под похлёбки валялась в углу. Магические оковы лежали на полу, раскрытые, как пасть зверя, упустившего свою жертву.

И на стене, нацарапанное острым камнем, было одно слово.

Простое. Насмешливое. Полное обещания.

«Антракт».

Танец не закончился. Он просто взял перерыв. И следующий акт обещал быть кровавым. Очень кровавым.

Глава 42: Танец в цепях

Слово «Антракт», нацарапанное острым камнем на стене пустой камеры, стало пощёчиной всей карательной системе Академии. Тревога взвыла по подземельям, её вой, усиленный магией, эхом отражался от каменных стен, будя даже самых крепко спящих стражников. Десятки факелов заметались по коридорам, выхватывая из темноты лишь пустые камеры, перевёрнутые миски и тени собственного страха. Триста лет эта тюрьма считалась абсолютно надёжной. Триста лет никто не мог прорвать её защиту. До сегодняшнего дня.

(Флешбэк: Шестая ночь в камере, за несколько часов до рассвета)

Побег начался не со взлома замка, а со взлома собственного тела. Это было тёмное, почти забытое знание из её прошлой жизни, изнурительные уроки по анатомии и биомеханике в балетной академии. Тогда ей говорили, что тело — это инструмент, который можно настроить, растянуть до немыслимых пределов, а если нужно — и сломать ради совершенства искусства. Теперь она ломала его ради жизни.

Лёжа на грязной, пахнущей гнилью соломе, Анна начала свой тихий, кровавый танец.

Первый акт: Боль.

Первым был большой палец левой руки. Она упёрла его в холодный каменный пол, извернулась и надавила всем весом своего ослабевшего тела. Острый, рвущий хруст, от которого потемнело в глазах. Анна вцепилась зубами в грязную тряпку, служившую ей одеялом, чтобы не закричать. Боль была адской, но она терпела, концентрируясь на цели. Палец вывихнут. Теперь её ладонь стала меньше, уже.

Второй акт: Агония.

Затем — запястье. Это было сложнее, больнее. Она использовала влажную, скользкую стену как опору, выворачивая руку под неестественным, выворотным углом, который заставил бы любого обычного человека потерять сознание. Хруст. Волна тошнотворной боли прокатилась по телу, заставляя желудок сжаться. Мир перед глазами на мгновение погас. Она едва не закричала, но удержалась.

Третий акт: Свобода.

С вывихнутым пальцем и запястьем её левая рука, измазанная кровью и грязью, стала достаточно узкой, чтобы начать протискиваться сквозь холодный металл магических оков. Медленно, миллиметр за миллиметром, сдирая кожу, она вытаскивала руку. Это была пытка. Но мысль об отце, о матери, об Алексее, о мести — давала ей силы. Наконец, с последним, рваным движением, рука была свободна.

(Настоящее время: Седьмой день, утро. Момент, когда стражники открывают дверь)

Анна быстро, почти не чувствуя боли, вправила суставы на место — ещё одна волна агонии, но на этот раз с привкусом триумфа. Затем она легла на пол, приняв неестественную, сломанную позу. Используя технику контроля дыхания, которой её учила мать для долгих и сложных выступлений на сцене, она замедлила сердцебиение до минимума. Тело похолодело. Она не дышала.

Когда