Адаптация - Екатерина Насута

останавливается, двери его расходятся, выпуская Еву из кабины. Ковровое покрытие на полу лифта меняет цвет, сливаясь с красным коридора. Медленно загораются светильники, больше похожие на наплывы слюды. Лицо гладит поток теплого и влажного воздуха.

Ева снимает пистолет с предохранителя.

Руки ее плотно сжимают рукоять. Пальцы ложатся на спусковой крючок.

Сердце замирает.

Она идет. И прогибается под ногами пол, хранит нечеткие следы, чтобы спустя мгновенье зарастить их. За спиной светильники гаснут, и свет по проводам мицелия перетекает в следующие. Все рады услужить Еве.

– Я иду тебя искать, Ева. Ты ведь здесь? Ты рядом?

Ева останавливается у двери. На двери три замка: кодовый и сенсорные. Сенсорные не активны. А код Ева помнит. Откуда?

Память сползала лавиной, обнажая слой за слоем породу иных, куда более древних воспоминаний.

Она повернула ключ в замке, толкнула дверь в квартиру, перетащила через порожек клетчатый чемодан на колесах, села в коридоре и заплакала.

Несправедливо!

Какое право они имели вышвыривать Еву? И черную метку вешать. И юристы, цепные псы, скакали, тыча в лицо бумагами, дескать, Ева радоваться должна, что так легко отделалась.

Глаза у юристов были разноцветными.

Содержание бумаг – непонятным.

– Несчастный случай! Это был несчастный случай! – пыталась объяснить Ева, а ей отвечали: виновна. И проект свернули.

Они наигрались.

Сволочи! Гады! Ева пнула чемодан и вытерла слезы. Ничего. Она им еще покажет. Только нужно подождать. Раз-два-три-четыре-пять…

…пять-четыре-три-два-один. Ева повернула ключ в замке. За дверью начиналась лестница. Она выводила на поверхность, и Ева зажмурилась, до того ярким было солнце.

А внутренний компас уже взял направление.

Инстинкт выкручивал руки, требуя двигаться вперед. Куда? Зачем? Не важно.

Ева двигалась. По линии, проложенной лишь для нее. И знала, что еще по пятерым таким же движутся равные сестры. Она слышала их, а они слышали саму Еву.

Младшие сестры выстроились вдоль стены. Их глаза были слепы, их рты были закрыты. Их разум был подчинен одному: желанию Евы идти.

Как легко ей было! И как прекрасно!

Распахнулись ворота, выпуская в седой день. И открывшаяся перед Евой равнина поразило бескрайностью. Зашевелилась земля под ногами, прорезалась тысячей ртов. И тысяча же тел, темно-рыжих, в сияющей хитиновой броне, выползли наружу. Они вскипели живым морем. Они взлетели, разрывая воздух, словно пули. И звон многих крыльев оглушил Еву.

Биение жизни было прекрасно.

Роение длилось вечность.

Когда тяжелые тела самок начали падать на землю, Ева шагнула. Она шла по хрустящим панцирям, запоминая звуки и запахи, закрепляя их в памяти.

Скоро память исчезнет, сменившись другой, ложной. Она спрячет истинную суть Евы. Она изменит саму Еву, как полет меняет юную царицу.

Она позволит уйти далеко от улья и создать свой.

Если, конечно, Ева дойдет.

Слетевшиеся птицы жадно склевывали беспомощных муравьих.

Но Еву не съедят. Ева знает, как разговаривать с другими-которые-сами-охотятся. Они будут помогать, чуя в ней силу и силы страшась. А потом, когда придет время, их сменят младшие сестры, создав новый дом.

И чтобы это случилось, следовало спешить. Жизнь диктовала свои правила. Ева хорошо их усвоила.

Она стояла перед дверью. Смотрела на замок. Страха не осталось, как и прежней Евы, вырванной из архивов памяти улья. Ее время прошло, и скоро она исчезнет, чтобы появиться вновь, когда новым нимфам станут нужны маски.

Это произойдет нескоро.

Нет. Не так.

– На золотом крыльце сидели, – пальцы скользили по квадрату замка. – Царь. Царевич. Король. Королевич.

Пальцы сами нажимали нужные цифры, набирая двенадцатизначный код.

– Сапожник, портной. А ты кто такой?

Скользнула заслонка и луч сканера пробежал по сетчатке Евиного глаза.

– Добро пожаловать, Команданте, – произнес механический голос, отворяя дверь.

За дверью начиналась прихожая. Здесь стоял шкаф из беленого дуба и кожаное кресло рядом с высоким столиком. На столике примостился старый телефон, трубка которого упала и повисла на витом шнуре.

Ева вернула трубку на место.

– Эй… – из прихожей она вышла в огромный зал и остановилась. Это место было знакомо.

Двери. Погасшие экраны. Щели вентиляционной системы. Стол. Стул. И женщина, сидящая на стуле. Высокая спинка его загибалась и раздваивалась дугами аорты. Те в свою очередь выпускали ветви более тонких кровеносных сосудов, которые сливались с полом.

Женщина поднялась.

Маска, скрывавшая ее лицо, отражала Еву, дробила на тысячу осколков, каждый из которых был похож на остальные.

– Вы должны уйти… – из-за кресла выскочил Игорь и остановился, заломив руки. – Вы…

– Выбрать не можешь? – спросила Ева и протянула руку. – На, понюхай. Я – это она. Она – это я. Ты должен меня слушать.

Игорь попятился. Он слышал запах и запах диктовал ему подчиняться.

– Ты совсем его задавила, – сказала Ева, глядя на все отражения сразу. – Вычистила все, что было, и теперь посмотри, разве может он тебя защитить?

– А тебя? – маска руками придержала округлый живот. Ева появилась вовремя. Судя по сроку, место для кладки уже подготовлено. Тем лучше. Скоро пластиковые соты кувезов наполнятся новой жизнью.

– И меня не сможет. Он ничего не может. Тогда зачем он нужен?

Ева повернулась к Игорю и велела:

– Иди сюда.

Шел боком, нехотя, но шел. Остановился в двух шагах и вперился в пол.

– Я выберу себе другого, – Ева выстрелила в упор. Эхо прокатилось по комнате и, ткнувшись в бетонные стены, умерло. Пуля вошла в правую глазницу и вышла в затылочной части, разбрызгав осколки кости и мозгового вещества.

Агония длилась недолго. Гифы симбионта жадно проглотили кровь и оплели тело, заключая в плотный кокон пищеварительного пузыря.

– Ты молода, верно? – Ева приблизилась к сопернице и положила руки на плечи. – В тебе нет памяти и опыта. Ты умеешь звать, но не умеешь делать так, чтобы дочери твои не гибли. Ты имеешь силу, но не способна ее рассчитать. Твои инстинкты тебя ведут, но разум еще спит. Это плохо. Я исправлю. Посмотри мне в глаза.

Она подчинилась. В прорезях зеркальных глазниц ее зрачки казались белыми, а радужка, напротив, винного цвета. Темный гранат в желтоватой оправе белка.

Ее глазами на Еву смотрели все младшие сестры. И она приказала им спать.

– Не надо бояться.

Они не боялись. Они видели, слышали, понимали и подчинялись. Они готовы были к переменам, а Ева готова была перемены дать.

Только сначала следовало кое-что сделать.

Ева сняла маску.

– Здравствуй, Ева, – с трудом произнесла женщина. Ее лицо было знакомо.

Ева видела эти высокие скулы и глаза, меняющие цвет. Помнила брови, слишком темные для типа лица. И волосы, скрученные двумя жгутами.

Смотреться в живое отражение было странно.

– Здравствуй, –