Башни Латераны - Виталий Хонихоев

Вардоса мне нужна живой. Мне нужны её серебряные рудники. Её мастерские. И самое главное — её кузницы, её ткачи, её оружейники, её люди. Её торговые пути — на восток, на север, вниз по реке. Её деньги — чтобы кормить армию, строить крепости, готовиться. Мне не нужны трупы и пепел. Это любимое блюдо моего кузена, не мое. — король обводит взглядом присутствующих.

— Вардоса — ключ к восточным землям. Кто контролирует Вардосу — контролирует серебро, торговлю, людей. С Вардосой я смогу финансировать армию. Строить новые крепости на юге. Укреплять границы. Готовиться. — сказал он наконец и сел в свое кресло. Налил сам себе в кубок чистой воды, подняв руку, остановив дернувшегося было солдата, стоящего на страже. Отпил, помолчал, закрыл глаза.

— К чему? — тихо спросил Альберт. Арнульф открыл глаза, нашел его взглядом: — К тому, что грядёт.

Повисла тишина. Теодорих что-то пробормотал себе в бороду, достал лист бумаги и начал что-то лихорадочно писать на нем. Изольда подняла подбородок. Ее лицо оставалось бесстрастным. Альберт сглотнул.

Арнульф продолжил, голос его стал жёстче: — Третья Война с Демонами показала нам неизбежность конфликта. Они вернутся. Рано или поздно. Через десять лет, через двадцать, через пятьдесят. Но вернутся. Портал в Бездну был закрыт, но не уничтожен. Он там. Под печатями. Под магией. Но печати слабеют. Магия истончается. И когда демоны придут снова — а они придут — королевство должно быть готово.

Он ударил кулаком по столу, карты подпрыгнули, Теодорих вздрогнул и выронил свой листок, полез за ним под стол.

— А что мы имеем сейчас? Гартман раздаёт вольности направо и налево! За взятки! Герцог Вальдштейн получил освобождение от призыва за десять тысяч золотых. Граф Ротенберг — право чеканить собственную монету. Барон Кригсхайм — независимость от королевского суда. Каждый играет в свою игру! Копит армии! Интригует! А корона? Корона слабеет! Вольные города не платят налоги! Каждый мелкий феодал вводит свои пошлины на дорогах! Купец везёт товар из Альтенбурга в Нордхайм — платит пошлину десять раз! Десять! Потому что каждый барон, каждый граф хочет свой кусок! Торговля идёт кривыми путями, через горы, через леса, в обход дорог — потому что подорожные пошли стали такими грабительскими, что купцам проще дело с разбойниками иметь!

Он сделал паузу, отдышался: — Королевство разваливается! А Гартман? Он жрёт, пьёт, трахает шлюх и продаёт титулы! Вчера я узнал — он продал баронство какому-то купцу из Вестмарка. Купцу! За двадцать тысяч! Этот человек никогда не держал меч! Не знает, что такое долг, честь, служение! Но теперь он барон! Потому что заплатил!

Изольда тихо заметила: — Он даже не должен был стать королём.

— Его старший брат, Эдмунд, должен был править. Сильный, умный, справедливый. Я помню его. Он был… он был настоящим королём. Но он умер. От чумы. Случайность. Нелепая, жестокая случайность. И трон достался Гартману. Второму сыну. Которого никто не готовил к власти. Которого учили только пировать, охотиться и трахать все что шевелится, жирный, никчемный боров!

Король усмехнулся — горько, зло: — И вот результат. Толстый дурак на троне. Королевство на краю пропасти. А я должен был стоять в стороне? Смотреть, как всё рушится? Как демоны вернутся, а встретить их будет некому, потому что королевство развалится раньше? Это меня обвиняют в измене?

— Нет, — твёрдо сказала Изольда: — Ваше Величество все сделали верно. Вы слишком добры к предателям королевства. Я бы на вашем месте выжгла предательство каленым железом. До седьмого колена.

Арнульф посмотрел на неё — благодарно, почти тепло. Потом отвернулся.

— Я спасу это королевство. — тихо сказал он: — Даже если придётся сломать старый порядок. Даже если придётся стать тираном в глазах тех, кто не видит дальше своего носа. Я создам централизованную власть. Один король. Один закон. Одна армия. Единая экономическая зона — без пошлин, без поборов, без барьеров. Торговля будет свободной. Дороги — безопасными. Города — процветающими. И армия будет сильной. Готовой. Когда демоны вернутся — мы встретим их не толпой разрозненных феодалов, каждый из которых думает только о себе, а единой стеной. Железной. Несокрушимой.

Альберт медленно кивнул: — Я понимаю, ваше величество. И я с вами. Но… но эта магия… «Поцелуй Мораны»… Если люди умрут…

— Умрут, — жёстко сказал Арнульф: — обязательно умрут. По расчетам магистра Теодориха — две тысячи. Может, больше. Но если я не возьму Вардосу без разрушений — умрут десятки тысяч. В затяжной осаде. В голоде. В штурме. А потом — в новых войнах. Потому что, если я проиграю — Гартман останется у власти. И королевство рухнет. И когда демоны придут — некому будет их остановить. И тогда умрут не тысячи. Миллионы.

Он посмотрел на кардинала — прямо, не мигая: — Я жертвую двумя тысячами, чтобы спасти миллионы. И делаю это сознательно. Потому что я — король. И это моя ответственность. Я не имею права быть мягким. Не имею права колебаться. Я должен делать то, что нужно. Даже если это будет стоить мне моей души.

Альберт долго молчал. Потом медленно, тяжело кивнул: — Да будет воля ваша, ваше величество. Триада рассудит нас всех. Но я верю — вы делаете правильно.

Арнульф выдохнул. Повернулся к Теодориху:

— Три дня?

— Три дня, — подтвердил архимаг.

— Хорошо. Готовь ритуал. Изольда, ты ему поможешь.

— Конечно, — кивнула она.

— Изольда, а ты — продолжай переговоры с главами гильдий. Обещай что угодно. Деньги, титулы, льготы, освобождение от налогов на пять лет. Мне нужно, чтобы они открыли ворота изнутри, тогда и ритуал не будет нужен. Или хотя бы задумались об этом… не сопротивлялись так решительно. С паршивой овцы хоть шерсти клок…

— Будет сделано.

— Свободны.

Они поднялись, поклонились и вышли.

Осталась только Изольда. Она задержалась у двери, обернулась назад: — Ваше величество…

Арнульф поднял брови: — Говори.

— Мне доложили… в городе появился странный воин. Женщина. В серебряных доспехах. Дерётся как демон. Сила нечеловеческая. Люди называют её Безымянной. Говорят, что она — паладин из южных орденов.

Арнульф нахмурился: — Паладин? Здесь? Откуда?

— Не знаю. — магистр фон Райн пожимает плечами и ее темно-синяя мантия будто случайно спадает вниз, обнажая плечо: — Она не говорит, не снимает шлем. Появилась внезапно. В первый же большой штурм. Держала пролом в восточной стене в одиночку, пока не подошло подкрепление. Наши