Метод Макаренко - Феликс Кресс

Дверь мне открыла миловидная женщина за тридцать.

— Здравствуйте, — улыбнулась она, завидев меня. — А вы к кому?

— Здравствуйте, — поздоровался я без намёка на улыбку. — Я классный руководитель вашей дочери, и мне нужно поговорить с вами и вашим мужем. Разрешите войти?

Женщина наморщила лоб и посторонилась. Из зала послышался мужской голос:

— Варвара, кто там пришёл?

— Женя, это классный руководитель нашей дочери. Поговорить хочет.

Я вошёл в квартиру, а из зала вышел лысеющий, но ещё довольно крепкий мужик в рубашке и вязаном жилете.

— Что опять она натворила? — грозно нахмурив брови, спросил он вместо приветствия.

— Ваша дочь ничего не натворила, — ответил я. — С ней сотворили.

Чаю мне не предложили, как и не пригласили в гостиную. Мы стояли в прихожей и говорили там же.

Я в общих чертах поведал историю Юли и пока говорил, следил за лицами её родителей. Мать испугалась, еле сдерживала слёзы, но не смела и слова сказать — всё время оглядывалась на мужа.

Реакция отца Юли была неоднозначная. За дочь он тоже переживал. Это было видно, но почему-то изо всех сил пытался это скрыть. Строил из себя непонятно кого. Хотя реакция отца на новость должна быть вполне очевидна.

— Грязная девка, — выплюнул он, когда я закончил. — Допрыгалась. Вот кара и настигла её. Где она? Ей надо быть дома, принять наказание и переосмыслить своё поведение, может, хоть тогда…

Закончить у него не вышло, потому что я оказался возле него и от души прописал ему хук справа. Мужик осел на пол и схватился за челюсть. Я присел перед ним на корточки и сгрёб его за рубашку, подтянул к себе.

— Твою дочь могли сегодня убить, — тихо и неестественно спокойно проговорил я. — Отморозок поиздевался над ней, сломав ей психику на всю оставшуюся жизнь. Ей теперь с этим предстоит жить всегда. И что делает отец этой напуганной и сломленной девочки? Правильно, пытается её добить, чтобы она окончательно возненавидела и себя, и всех мужчин заодно. Ты, бл, совсем мозг поплавил в своей секте, олень?

— Ты что себе позволяешь, учитель? — прошипел в ответ отец Юли. — Да ты завтра же вылетишь из школы. Да тебя никуда больше в городе на работу не возьмут. Наказание за свои деяния должен понести каждый, а Юля сама виновата, что хвостом крутила…

— Наказание, говоришь. Хорошо, — кивнул я. Повернул голову и посмотрел на мать Юли. — Где у вас подвал?

Женщина испуганно вытянула руку и указала на неприметную дверь дальше по коридору.

Я встал и, не отпуская рубашку отца Юли, волоком потащил его к подвалу. По дороге он попытался возмутиться и сопротивляться. Пришлось несколько раз остановиться и прописать ему парочку боковых внушений, чтобы успокоился. Мужик внял и больше не сопротивлялся. У самой двери я остановился и отпер её. Вздёрнул отца девчонки на ноги, развернул лицом к дверному проёму и пнул ногой под зад. Вскрикнув, он кубарем полетел на пол. Приземлившись, затих. А потом послышались сдавленные стоны, копошение и кряхтение.

— Посиди пока здесь, — сухо проговорил я. — Очистись и подумай о своём поведении.

Закрыв дверь на ключ, который торчал в замке, я развернулся и подошёл к женщине.

— Выпустишь — урою, — всё с той же интонацией сказал я. — Усекла?

— Усекла, — закивала она.

— И прекращайте вы хернёй маяться. Лучше сходите в какой-нибудь шахматный клуб или книжный, если скучно. Вам мозги промыли, так вы ещё и дочке по ушам ездите. А теперь собери быстренько вещи ребёнка, ей переодеться не во что.

Женщина часто-часто закивала и почти бегом пошла в комнату дочери, но возле двери остановилась и робко спросила:

— Как она? С ней всё хорошо?

Я приподнял бровь. И это спрашивает человек, которому я только что рассказал всю историю от начала до конца.

— Сама-то, как думаешь? — ответил я вопросом на вопрос.

Всхлипнув, женщина отвернулась и побежала в комнату.

Я же встал спиной к стене и прикрыл глаза, пытаясь урезонить внутреннюю бурю. Что не так с человеческой природой? Почему всегда есть червоточина?

Вот взять, хотя бы Самойловых. Вижу же, что живут они неплохо. Красивый, большой дом. Значит, с работой всё хорошо. Внешне красивая, достойная пара. Дочь-красавица. Так какого хрена не хватает?

Я выдохнул и отлип от стены, заслышав приближающиеся лёгкие шаги.

— Вот, — протянула мне рюкзачок мать Юли. — Вы передайте ей, пожалуйста, чтобы она возвращалась домой.

Я посмотрел на женщину долгим, немигающим взглядом, под которым она поёжилась и отступила на шаг.

— Юля вернётся домой, но позже. Когда будет к этому готова и когда захочет этого сама.

Схватился за ручку и открыл дверь. Сделал шаг за порог, но остановился. Не оборачиваясь, бросил через плечо:

— То, что случилось с Юлей, не её вина. В этом виновата ты с мужем и тот урод. Подумай об этом. А ещё о том, как будешь вымаливать прощение у дочери, когда до тебя дойдёт всё.

Сказав это, я вышел и не оборачиваясь пошёл прочь от этого дома. Думаю, рано или поздно до них дойдёт, а пока они постигают истину, их дочь поживёт у матери. Ну а я… Я займусь всем остальным.

Домой я вернулся уже затемно. Самойлову мать определила пока в мою бывшую комнату. Там она и сидела, когда я вернулся. Подойдя к двери в комнату, я слегка постучал.

— Заходите, — послышался голос Юли.

Я вошёл и показал рюкзак в руках.

— Доставка вещей прибыла. Получите — распишитесь, — улыбнулся я.

Самойлова тоже улыбнулась в ответ. Она сидела на кровати, обхватив колени руками и положив на них подбородок.

— Спасибо вам, Егор Викторович. За всё, — не глядя на меня, проговорила Юля.

— Не за что, — отозвался я, прошёл в комнату и положил рюкзак на стул. — ну, ты это… Отдыхай. Если что-то нужно будет, ты не стесняйся и говори об этом Зое Валентиновне. Она не откажет.

— Я знаю, — проговорила Самойлова. — У вас очень хорошая мама.

— Ага. Добрых снов, Юля. Завтра зайду снова.

Я был уже у двери, когда меня догнала неожиданная просьба.

— Егор Викторович, посидите со мной, пожалуйста. Они все здесь, — она сжала свою голову ладонями, — и я не могу уснуть. А, когда вы рядом, они уходят.

Прикрыв дверь, я вернулся к Самойловой и придвинул кресло к кровати. Сел.

— Посижу. Спи давай. Тебе нужен отдых.

Юля улеглась под одеяло. Укуталась так, что только макушка и кончик носа торчали. Поёрзала немного, укладываясь и